Солнце любви
Шрифт:
– Не за тобой.
– А за кем?
– Слушай! Как все напоминает вчерашнюю ночку, а? Наверху свежего покойника. случаем, нет?
– Я не поднимался, ты помешал.
– Если что, — добавил Поль беззаботно, — мы гуляли вместе. Для алиби.
– Твое шутовство меня утомляет.
– То ли еще будет! Ты бывал в «Китеже»?
– Мы, скорее, в Вавилоне живем.
– Я про заведение Ангелевича.
– Он бы еще «Святой Русью» свой кабак назвал!
– Валера старше тебя, а шагает в ногу с жизнью.
– Ну, ты тоже живчик. «Мертвая голова».
–
От волнения Петр Романович плохо ориентировался в происходящем и, уже поднявшись по пологим ступенькам двухэтажного особняка, спохватился:
– У меня с собой денег нет!
– Это пусть тебя не волнует. В конце концов, мы с тобой.
– Я, пожалуй, не пойду.
– Как хочешь. Я не «сторож брату своему».
Прозвучало многозначительно, Петр Романович вслед за братом прошел в вестибюль (в сени — в ностальгическом стиле русской избы), где они сразу натолкнулись на вышедшего из незаметной дверцы Ангелевича.
– Вы как тут?
– А что? — лукаво уточнил Поль. — Мы заплатили. Или вам клиенты не нужны?
Какую-то секунду сосед
сосредоточенно смотрел на Петра. Прищурился, и легкая улыбка тронула тонкий рот.
– Да пожалуйста. Куда угодно: в бар, в зал, в отдельный кабинет?
– В зал!
В сопровождении владельца братья спустились (ступеньки вели не вверх, а вниз: подъем пологий, спуск крутой), вошли в вертеп, где в чаду горели свечи в позолоченных канделябрах и клиентов было полным-полно, преимущественно мужчин. Ангелевич усадил вновьприбывших за столик почти у выхода и как-то незаметно скрылся.
Возник «половой» в белой косоворотке с полотенцем через руку, они заворковали с Полем. Петр Романович не слушал, он сидел, опустив глаза, замкнувшись от волнения в неприступную крепость. «Водки?» — донесся вопрос. — «Да, водки».
Откуда-то издалека нежно зазвенела «Во поле березонька стояла.». Утонченное извращение в стилизованном «Китеж-граде», подумалось со злобой, а Поль верно и вдохновенно выпевал: «белую березу заломаю, люли-люли, заломаю, люли- люли.»
– Заткнись!
Дальше произошло то, к чему подсознательно Петр Романович был уже готов: на высокие подмостки противоположной стены выплыла Варенька в пышном сарафане из парчи, вышитом каменьями, в браслетах, серьгах и ожерелье, и присела в «придворном» реверансе. Завсегдатаи захлопали, а она закружилась, постепенно ускоряя темп, расплетая золотую косу и разоблачаясь.
– Классный стриптиз, народно- патриотический, — доложил Поль. — Выпей водки.
– Обойдусь, — процедил Петр Романович, внимательно наблюдая. «О, соле мио! — думал он. — Солнце мое!» кузен одобрил:
– А ты крепкий орешек. Захватывающий фрагмент: богослов и «вавилонская блудница». — Поль обожал Священное Писание. — Помнишь жену на звере в драгоценных камнях и золоте?
– Апокалипсис, — уточнил Петр Романович, машинально поддержав фантастический поворот диалога в подземном кабаке. и мелькнул еще образ чаши в руках «жены» — золотой чаши, наполненной «мерзостями и нечистотою блудодейства ея».
– А впрочем, чего тайны колыхать? Там вечность, тут «порно». — Поль выпил. — Я сразу почуял, вчера опоздал, а сегодня выследил. Видал, какое у них с Ангелевичем алиби?
Петр смотрел на сцену, где в разноцветно мигающих огнях изгибалась в непристойных позах Варенька, уже вполне голая. Физическое отвращение комом подступало к горлу, но надо вытерпеть до конца, чтоб укрепить реакцию, утвердить в душе это тошнотворное чувство.
– Слушай, идея! Мы можем нанять ее отдельно, чтоб она разделась у нас на столе.
– Тебе этого мало?
– Великолепное унижение. Она наверняка откажется, но узнает, что ты здесь.
– Кончай, садист. Мне уже ничего не нужно, я освободился, — сказал Петр Романович хладнокровно, словно верный диагноз поставил, и поднялся. — Ты остаешься?
– Досмотрю!
Шоу заканчивалось, стриптизерка стояла на краю сцены, а самые распаленные самцы с криками толпились у ее ног.
– Что значит «кровь на мертвой голове»?
– Чего-чего?
– Орудие убийства.
Ипполит глядел с испугом.
– Ты мне звонил часа два назад?
– Нет. Честное слово, нет! — ответ непривычно серьезен. — Я ее выслеживал. А что случилось, Петь?
Петр Романович, не отвечая, бросился к выходу, на пороге подвала оглянулся — бесстыжая девка смотрела в упор, кажется, узнав, — пожал плечами и удалился. В целом довольный собою: ни боли, ни гнева, ни даже ревности — блаженное бесчувствие. Итак, любви было отпущено ему скаредно — на два дня.
Значит, так надо. Очиститься от грязи (тут кстати подвернулась молитва, застучало в голове: «вся моя грехи, яже содеях. делом словом, помышлением, слухом, зрением, обонянием, вкусом, осязанием и всеми моими чувствы, душевными вкупе и телесными.» — да, весь он был пленен, весь!) и поблагодарить Его за столь быстрое и легкое освобождение. С пустым сердцем он и не заметил, как очутился дома.
В прихожей — вспомнил вдруг и ощутил — мерзкий запах роз (его подташнивало). Вспомнил все — давешний звонок и страх. С намерением избавиться и от цветов Петр вошел в маленькую комнату, включил свет. На полу возле качалки лежал ничком человек из сна, в коричневом с «искрой» костюме, вокруг головы — уже засохшая лужица крови. Мертвая голова в крови!
Мир враз вывернулся наизнанку, взорвавшись яростью — к ней. «Все из- за нее! — сказал он вслух. — Все началось с ее появления!» Он перевернул тело, узнал полузабытые родные черты и сел рядом на пол в приступе безумия. «Разве я сторож брату моему?..»
9
– В девяностом году мой родной брат Павел был осужден за убийство своей невесты Маргариты Страховой. Спустя год из лагеря пришло извещение о его смерти.
– Бумага официальная?
– Да. Из санчасти.
– Это «дело» мы поднимем. Пока — вкратце. Убийство из ревности?
– Судите сами. Они учились в архитектурном: Маргарита, Павел и Ямщиков со своей будущей женой. Игорь рассказал брату, что его невеста занимается уличной проституцией. Его это потрясло.