Солнце любви
Шрифт:
– Я согласна. Прямо сейчас?
– Господи! — простонал Петр Романович. — Куда ж вы так торопитесь? Посторонний мужчина, как последний хам, предлагает вам постель.
– Не посторонний и не хам, а вы! Вам же нужны доказательства? Вот я и хочу доказать, что у меня мужчин не было.
– Неужели? — поразился он. — Откуда ж ты такая взялась?
– Я только хочу знать, любите вы меня или нет.
«Ловушка! — предупредил себя Петр Романович. — Тут какая-то ловушка!» — и сказал против воли:
– Люблю.
«Если это
– Я так и знала, — воскликнула Варенька, — с тех пор, как мы увидели друг друга во дворе!
«Я ее не видел, но это все равно.»
В бессмысленно-повторяющемся рефрене «все равно» была какая-то обреченность, паралич воли; философ ощущал себя «животным на заклании», но и блаженство не покидало его, такая полнота жизни, что ничего не хотелось, даже обладания. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Но она, конечно, ждет действий и доказательств. Петр Романович вздохнул со всхлипом, шагнул к тщедушному парапетику, разделяющему их, и услышал шум за спиной. «Опять Подземельный подслушивает! — вдруг опомнился. — Он же убит!» — обернулся: на галерейку вышел Игорь Ямщиков.
– Почему Ивана Ильича убили? — вот такой нелепый вопрос он задал соседу; Петру было не до него, ни до чего, но лезть на глазах у архитектора через перегородку как-то неловко. «Я буду вас ждать», — прошептала Варенька и ушла, и солнце словно притушило свой пушистый блеск.
– Ну, чего тебе?
– Почему убили Ивана Ильича?
– Спроси у следователя.
– Не говорит. или не знает. Я только что с допроса.
– А я откуда знаю?
Игорь, не отвечая, глядел пронзительно черными круглыми глазами.
– Где ты провел ночь?
– В Завидеево.
– Чего это ты туда-сюда?
– Чтоб Тоню не волновать. Дела еще не закончил, а ей вчера обещал вернуться.
Да, Игорек — врожденный подкаблучник; счастье, что в супруги досталась ему не «владычица морская».
– Петр, говорят, ты явился чуть ли не свидетелем убийства.
Петру Романовичу ночное происшествие уже осточертело; куда больше волновал его царственный подарок — любовь юной незнакомки. В голове тотчас застучал Блок: «По вечерам над ресторанами… и каждый вечер в час назначенный. и вижу берег очарованный и очарованную даль.»
– Извини, Игорь, я занят.
– Чем? Происходит трагедия.
– Не преувеличивай.
– Я преувеличиваю? — завопил Игорь. — Ты избегаешь разговора со мной?
– Да в чем дело, черт возьми!
– Ты не замечал — нет, постой, не уходи! — не замечал, что покойный любил совать нос не в свои дела?
– Замечал. Какие роковые тайны он мог у тебя подслушать?
– Почему у меня?
– А почему у меня? Нас с тобой двое соседей осталось. Вот еще девушка въехала, — переключился философ с наслаждением, — к дядьке, в среду.
– В среду? — переспросил Игорь; тут Петр Романович заметил, какой у архитектора измученный, потерянный вид, и у него неожиданно вырвался «глупый вопрос», который он так и не собрался задать Вареньке:
– Кто поставил букет роз ко мне в маленькую комнату? Не ты?
Игорь так долго и задумчиво глядел на Петра Романовича, что у того проскользнула мыслишка: уж не сошел ли архитектор с ума? Наконец сосед высказался:
– Не я.
– А кто?
– Не знаю.
– Когда Подземельный закричал перед смертью, мне послышался еще один голос наверху. Не твой?
– Не мой. — Игорь встрепенулся. — Ты выдумал голос, чтоб отвести подозрения от себя?
– Игорь, ты в своем уме?
– Я-то в своем.
– Тогда вникни. Убийца исчез бесследно. И моя, как ты посмел сказать, «выдумка» на меня же навлекла подозрения. Да что это я оправдываюсь! — возмутился Петр Романович. — Чем мне медик мешал?
– Так был голос?
– Подходя строго логически — неоткуда ему было взяться. то есть деться. А почему тебя так волнует смерть Ивана Ильича?
– Потому что. — прошипел Игорь. — Потому что я тебя ненавижу! — и исчез, прозвенев стеклянной дверью.
Петр Романович остолбенел. между презрением слева и любовью справа, метафорически выражаясь. И конечно, выбрал последнее: нормально, «по-взрослому» позвонив из парадного в дядькину дверь.
7
Варенька очень удивилась «глупому вопросу». (Действительно, получать в подарок цветы — привилегия прекрасного пола.) Нет, ей в голову не пришло, но она хочет взглянуть. Можно? Он помедлил, но не нашел приличного предлога отказать. Можно. Ой, какие забавные часы. и качалка. Можно сесть? Можно. Какой старомодный комод, а розы дорогие, рублей на пятьсот. Что ты погрустнела? Как вас любят женщины! Какие еще женщины? Неужели тайком вам преподнес букет мужчина?
Петр Романович усмехнулся, сел напротив на кушетку и закурил (курил он редко).
– Оставим женщин.
– Вы их не любите?
– В меру.
– Почему здесь темно?
– Я, собственной, не живу в этой комнате, мне она не нужна.
– Странно. А чьи это фотокарточки?
– Вон маленький Поль с родителями.
– Да, хозяйку я узнала. А это кто?.. Не хотите — не отвечайте, мне просто нужно о вас побольше узнать.
– Зачем? — спросил Петр Романович подозрительно.
– Как! Вы уже забыли?
– Детка, о какой любви между нами может идти речь?
– Но я еще могу поступить в институт! У вас есть платное отделение?
– Где?
– На философском.
Он засмеялся.
– Да на кой тебе сдалась философия, а мне философ? (Варя тоже засмеялась.) Как дочь нового буржуа ты, наверное, умеешь считать деньги.
– Умею.
– Так вот, у меня их нет.
– У меня есть.
– Это не одно и тоже. Далее. Я старше тебя на четырнадцать.