Солнце любви

Булгакова Инна

– Возможно, это предлог, неуклюжий, потому и правдивый. Тут девочка поселилась в их квартире, похоже, Поль увлекся.

– Ваши дальнейшие действия.

– Дверь в квартиру Подземельного была заперта, мы подергали ручку, позвонили, потом к Острогорским, к Игорю — еще один сосед, Ямщиков — тоже безрезультатно. Я открыл свою квартиру и связался по телефону с милицией.

– Вы прикрывали за собой дверь, когда звонили?

– Ни на секунду. Из прихожей мне все время была видна площадка и начало лестницы. Ну, мы с Полем

сообразили, что преступник не мог же испариться, и были настороже.

– Соседи снизу, вышедшие на крик, подтверждают: по лестнице никто не спускался.

– Да, я попросил старика Самоварова покараулить, пока мы с Полем через мою квартиру прошли на галерейку: все балконные двери были заперты. И моя в том числе.

– Вы лично убедились?

– Лично. Я сразу подумал о галерейке: с нее легко спуститься по пожарной лестнице.

– Никто в переулок не спускался — ни с четвертого этажа, ни с третьего. Мы проверили: все заперто, защелкнуть шпингалеты снаружи нет никакой возможности. Люк на крышу в вашем подъезде замурован. А жильцов с первого и второго этажей вы сами исключаете.

– Да, спрятаться в своей квартире на моих глазах было невозможно. Но на третьем этаже.

– Все жильцы на дачах, кроме Самоваровых и Ангелевича. Алиби которого подтверждено. Так же как и у Варвары Голубкиной. Подозревать пенсионеров нет оснований.

– Они очень старые и плохо видят. Я вот что подумал. Пока мы с Полем осматривали галерейку — вдруг кто-то выскользнул от Подземельного (замок же автоматический) и сбежал, а старики отвлеклись, пропустили.

– Вы что, не видели тут целую ораву — с первого и второго этажей?

– Может, они позже вышли.

– Вовремя. Семеро жильцов, включая Самоваровых, засвидетельствовали: после крика никто по лестнице не спускался. С галерей этих самых — тоже. Боюсь, вам придется пересмотреть свои показания.

– Вы намекаете, будто я убил соседа?

– За вас свидетельствует Ипполит: он якобы видел со двора, как вы входили в подъезд. Через секунды раздался крик. По его рассказу, вы бы просто не успели расправиться с Подземельным.

– Господи, расправиться! За что? Абсурд.

– А что у вас призраки сквозь запертые двери и окна проходят — не абсурд?

– По-вашему, я лгу? Выдумываю?

– Как человек разумный и образованный, вы б выдумали что- нибудь поскладнее. Но никто не застрахован от ошибок.

Петр Романович задумался.

– Какое время смерти установил судмедэксперт?

– Ваше — двенадцать часов.

– С такой точностью?

– По состоянию тела — плюс, минус двадцать минут, не больше. Но за эти минуты можно спрятаться, вообще сбежать. Например, вы видели, как кто- то свернул в переулок.

– Но крик я слышал позже!

– Возможно, смерть наступила не сразу после ударов. А другой голос, то самое бормотанье — галлюцинация на нервной почве. Ведь не исключено?

– Ну, в общем.

– Имейте в виду: его никто, кроме вас, не слышал.

«А какое мне, в сущности, дело до того, кто прикончил этого пьянчужку? Буду упорствовать — примутся за меня!» — подумал философ «философски» и сдался:

– Что ж, я был потрясен видом мертвого, ситуацией в целом, поэтому стопроцентно доверять своим воспоминаниям не рискну.

– Слышу разумную речь. Надеюсь, вы мне поможете и с мотивом.

– Я ничего не знаю.

– Но соседа своего с детства знаете. Вот я упомянул, что жертве нанесено три удара по темени. «Бутылкой?» — сразу спросили вы. Подземельный был алкоголик?

– Пьяница, скорее. Если вы понимаете разницу.

– Понимаю. Поэтому одинок?

– Кажется, у бывшей жены другая семья.

– Проверим. Он был склочным, агрессивным, буйным?

– Вовсе нет. Человек несколько опустившийся, но себе на уме, хитер, неглуп, балагур в народном, так сказать, стиле. Как пьющий — врун, хвастун. Но с проблесками добродушия, участия: от помощи соседям, как врач, не отказывался. Бескорыстно, но и «мзду» принимал, если давали.

– У вас не было причин относиться к Подземельному неприязненно?

– Ни малейших.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В четверг вечером. Он пришел ко мне с фляжкой спирта помянуть моего отца, умершего девять лет назад от сердечной недостаточности.

– Подземельный его лечил?

– Нет. Папа лежал в больнице, но в день смерти вернулся домой. Внезапно ему стало хуже, я позвал соседа, помочь он уже не смог.

– Видимо, к вашему отцу он был привязан?

– По-настоящему Иван Ильич был привязан только к фляжке.

– Однако помянуть пришел, со своим спиртом, что для пьющего не совсем характерно. Или у вас с ним было так заведено?

– Это случилось в первый раз.

– За девять лет?

– За девять лет.

– Странно. О чем шла речь?

– Он просидел полчаса. Об автомобильной катастрофе в Словесном переулке, только что случившейся на наших глазах.

– Вы очень литературно формулируете свои высказывания, — заметил следователь.

– Я учитель, лектор.

– Ну да, доктор философии. Разбился наркоман под сильной дозой. Еще о чем?

– О новой соседке, которая поселилась в квартире дяди.

– Что именно?

– Что ее перевез сюда Ангелевич, медик рассказал.

– Понятно. Медик всегда был в курсе событий.

– Пожалуй, любопытство не было ему чуждо.

– Дядя, как я понимаю, отец Ипполита?

– Да. Много лет назад они переехали отсюда к тестю. Квартира побольше, тут рядом, на бульваре. Естественно, дядя знал Подземельного, а с Ангелевичем они приятели.

– Ну и последний ваш сосед по лестничной клетке — Ямщиков. Как мне сказали, они с женой заняты восстановлением храма в подмосковном селе Завидеево.