Солнце мое
Шрифт:
Я как-то не знала, как мы после прошлого раза должны… ну… встретиться, что ли… Но Вова на этот счёт, видимо, не испытывал особенных сомнений, обнял меня и поцеловал в щёчку, ближе к уху, и губами провёл слегка, так что на меня опять жаром плеснуло от коленей и вверх… И как же он пахнет, Господи, аж ноги подкашиваются. Что ж это такое вообще…
— Привет, — он достал из кармана шоколадку.
— Привет, — мне как-то удалось справиться с голосом.
— Я сегодня только до четырёх.
— Увольнение
— Наоборот, длиннее. Бабушка с дедом просили заехать, я обещал. В четыре двадцать пивоварихинский автобус.
Пивовариха — это деревня такая, под Иркутском, кто не знает.
— Интересно как у вас устроено.
— Если у курсанта родня в городе — ну, или рядом, в пригороде, можно получить увольнительную с ночевой. Если косяков нет. У меня же дядька в ИВВАИУ служит, подполковник. Соответственно, бабушка просит его, он — кого нужно. Я еду.
— А бабушка — это его мама?
— Тёща.
— Суровая?
— Не то слово. Не послушаешься — себе дороже выйдет.
Для меня такие отношения выглядели несколько странно. Наша бабушка тоже была матриарх, но её все слушались исключительно потому, что очень любили. И она любила всех. Я и слов-то таких лет до пятнадцати не знала — тёща, свекровь. Она для всех была мама.
Но выступать с подобными критическими замечаниями я сочла излишним, и просто спросила:
— Куда пойдём?
— А ты видела дом с драконом?
— Это что такое?
— Тогда пойдём смотреть.
И мы пошли — по Советской, мимо усадьбы Сукачёва, мимо старых домишек за крашеными деревянными заборами, мимо парка культуры имени отдыха, который местные активисты всё пытаются вернуть в статус Иерусалимского кладбища или хотя бы мемориального комплекса.
Свернули на одну улицу, другую, потом по каким-то закоулочкам…
Смотрели на дом с драконом — жутковатый он оказался, да и личины эти по забору странные. Говорят, какой-то местный художник наворотил, с уклоном в некий шаманизм, что ли…
Оттуда какими-то козьими тропами дошли до Юности, где мы в прошлый раз сидели, и благополучно прикончили пирожки с бутылкой купленного попутно лимонада. Болтали про всякое. Я с любопытством расспрашивала его по детство, про семью, про сестру, про бабушку с дедом — мне реально было интересно.
Потом спустились к воде и мыли руки в ледяной Ангаре. Пальцы у меня конкретно замёрзли, и Вовка грел их в своих ладонях, целуя каждый пальчик по очереди, от этого снова стало горячо. А потом как-то внезапно от согревания рук мы перешли к поцелуям, и я немножко выпала из времени.
Мы целовались на берегу, пока над нашими головами из кустов не заорали:
— Идите сюда! Здесь спуск есть к воде! — и ещё голоса в ответ.
Мы поднялись навстречу развесёлой и не вполне трезвой компании и пошли на набережную. Ели мороженое, снова болтали, прошли мимо пресловутого круга, сегодня практически пустого (большая часть тусовки, я так поняла, по воскресеньям зависала на тренировке). Догуляли до самого моего госа (госуниверситета) — до корпуса моего филологического факультета, где набережная благополучно и оканчивалась, и Вовка предложил:
— Давай, до дома провожу тебя? Два часа уже, пока туда-обратно, только-только мне времени хватит.
Расставаться так рано было жалко. И тут я вспомнила об одном важном деле и обрадовалась, что всё так здорово складывается:
— Давай лучше ещё погуляем, потом ты меня до папиного магазина проводишь, куда кактус заносили, а сам на автобус? Там же пригородные рядом останавливаются?
— Да, на соседней улице!
— Только я уже снова есть хочу. Пошли до хлебозавода? Там такие а-а-абалденные наркоманские плетёнки продаются!
Вовка поднял бровь, усмехнулся:
— Какие-какие?
— Ну, с маком. Хочу! — мы поржали и пошли.
— Деда мой много лет начальником хлебной базы был в Мегете, — поделился Вовка.
Мегет — это ещё одна деревня, между Иркутском и Ангарском.
— О! В Мегете хлеб очень вкусный, я знаю. Наши при случае всегда старались заехать купить.
Он улыбнулся:
— Только хлебная база — это не то место, где хлеб пекут. Там зерно хранят.
— Да?! Вот я лошарик! Кстати, а тут продуктовый какой-нибудь есть по пути? Давай молока купим в коробочке? Будем гулять и пить. И булки лопать. Булку хочу с молоком, прямо помираю!
Господи, что ж за болтливость на меня рядом с ним сваливается, а? А ещё мне нравится, как он на меня смотрит и улыбается.
Мы купили пачку молока, догуляли до хлебозавода, набрали булок и решили посидеть на Сквере, тем более что там фонтан, и радуги вокруг него — красиво… Сели в боковой аллейке, под лиственницами, налопались булок с молоком, хохотали по всякой ерунде, а потом Вовка притянул меня к себе и поцеловал так нежно, что у меня в голове закружились какие-то цветные узоры, как в калейдоскопе. Да, бывает со мной такое удивительное. И хорошо, что я сидела, потому как ноги совершенно отказывались ощущаться, как будто растворились в тёплом золоте. Странно, да?
08. ВРЕМЯ МЕЖДУ
СЕКОНД И ЗИМА
Папин паджерик стоял у входа. Пруха!
Я встала на нижнюю ступеньку ведущей в магазин лестницы и положила руки Вове на плечи. Прям распирало как в детстве заявить: «Я большая!» Правда, я и с этой ступеньки была заметно ниже него, и даже если на вторую встать… зато ему не так сильно ко мне наклоняться. Вовка аккуратно поцеловал меня в щёку. Ну, не принято у нас посреди улицы в губы целоваться. Но всё равно нежно и тепло…