Солнечная сеть
Шрифт:
Прошло ещё три года, и у Джорджа Астера с его таинственной возлюбленной появилась ещё одна дочь, которую Джордж назвал Айотой. Мама говорила, что Айота, в отличие от Кинтии и Кейта, намного больше похожа на неё, чем на отца. По земным мерам времени, прошло около полугода после рождения Айоты, когда Мама вдруг исчезла. Забрав младшую дочь с собой, она покинула Джорджа Астера и старших детей, оставив их на хорошенько обустроенной ею планете. Отец Кейта и Кинтии, по всей видимости, не выдержавший таких перипетий, тоже куда-то запропал, и близнецы всецело остались на полном попечении у дядюшки Кита.
Дядюшка Кит, впрочем, тоже времени даром не терял. Быть может, он испытал на себе благотворное влияние Мамы, а может быть, ему на роду написано было стать чем-то большим, чем простой искусственный мозг корабля. К тому же, в его распоряжении была роскошная библиотека — прекрасная электронная копия всех созданных человеческим трудом сокровищ земной культуры. В этой библиотеке были
Кейт и Кинтия, в самом деле, унаследовали что-то от отца, а что-то и от Мамы. Мама в своём природном облике была довольно величественной особой — гигантское облако структурированной плазмы, значительно превосходящее своими размерами любую планету, а пожалуй, даже и некрупную звезду. Зато Мама могла с лёгкостью принимать любой вид, какой пожелала бы иметь, и эту особенность Кейт и Кинтия унаследовали от неё в полной мере. Ох, и намаялся же дядюшка Кит, когда это внезапно открылось! По счастью, радарные и термографические модули уверенно обнаруживали сорванцов в любом внешнем облике, но тем не менее обеспокоенный воспитательным эффектом электронный мозг поставил в итоге Кейта и Кинтию перед ограничением: выбрать лишь по несколько известных живых форм, включая, разумеется, и человеческий облик, но уж зато освоить все их природные возможности с предельным совершенством.
Превращения, впрочем, можно было отнести к детским шалостям. Куда сложнее стало жить дядюшке Киту, когда дети Джорджа Астера научились контролировать машинные цепи команд, подключая себя к их сигналам. Искренне любя Кита, они никогда и ни в чём не вредили ему; зато от мелких пакостей, связанных с нарушениями функций контрольной аппаратуры «Кристофера Эккерта», воспитатель Кейта и Кинтии был никак не застрахован. Тогда он махнул рукой на инструментальный контроль и прибег в воспитании к мерам чисто психологическим; не будучи способен ограничить своих воспитанников в сладком, он ограничивал их в общении с собой, а этого чувствительная детская натура вынести не могла. Очень скоро оба воспитанника дядюшки Кита стали прямо-таки шёлковыми. Впрочем, мудрый искусственный интеллект понимал, что от избыточной строгости воспитания вреда бывает не меньше, чем от избыточной распущенности, и потому позволял своим питомцам всё, что, по его строгому мнению, не выходило за рамки принятых норм человеческого социума — и даже, со скидкой на экстремальные условия, значительно больше.
Дядюшка Кит, например, знал толк в детских играх. Он научил Кинтию и Кейта охотиться за пиратскими кладами, вязать плоты, стрелять из лука сплошным дождём стрел и кидать индейский томагавк, с воплями вылетая из засады, рубиться на лазерных мечах и прятаться в подводных зарослях от хищных ящеров… Вслед за историями про пиратов и про индейцев пришло время задумчивых размышлений и древних легенд; подросшие дети внимали зову сердца, слушая «Рамаяну» и «Одиссею», читая «Витязя в тигровой шкуре» и «Девяносто третий год». Большое внимание невольный воспитатель детей Джорджа Астера уделял и профессиональной подготовке; он находил самые неожиданные, самые занимательные формы, чтобы донести до своих воспитанников знания и умения, необходимые человеку, тем более оторванному от человечества на невероятные расстояния, к тому же на совершенно неопределённый срок — возможно, навечно.
Он никогда не говорил им «Вы должны быть самыми обычными людьми»; он не только разрешал, но даже помогал им открывать в себе те свойства, которыми наделила их природу Мама. Большим открытием для Кинтии и Кейта был тот час, когда они поняли, что не привязаны к планете, что могут с лёгкостью побывать и на любой из её лун, и на самых окраинах своей звёздной системы. Они просто перепрыгивали из мира в мир — огромные, сверкающие, почти невесомые облака раскалённых искр, вновь принимающие твёрдый вещественный облик при соприкосновении с холодным миром планетарной поверхности. Они не нуждались в дыхании, не боялись ни космического холода, ни огня звёздных недр… Но вот питаться им было нужно — и, о, как они питались! Библейские хлебы из трёх мер муки, приправленные молоком, маслом и сверх того жареным телёнком, сошли бы одному из них за лёгкий завтрак. Естественно, традиционные способы употребления пищи, вроде жевания, здесь не годились; любая еда просто стремительно слизывалась, как тающее мороженое, причём не только языком, но и любой поверхностью тела, вне зависимости от внешнего облика. В отсутствие хлебов и телят, в дело шла любая твёрдая или жидкая материя, включая древесную труху и даже камни некоторых сортов (ультраосновные породы казались детям пресноватыми), но, естественно, Кинтия и Кейт всё же предпочитали пожирать хорошо приготовленную еду. Дядюшке Киту пришлось намаяться, изобретая рецепты на каждый день, а в ещё большей степени — роскошные блюда для праздничного меню. Сам он, обретя физиологическое тело, легко ограничивался горсткой оливок в день, но понимал, что дети Джорджа Астера наверняка не разделят его устремлений к простой и здоровой пище.
Переваривание
Здоровое питание, игры и сон, во всяком случае, шли впрок воспитанникам дядюшки Кита. К двенадцатилетнему возрасту Кейт и Кинтия вполне могли бы соперничать в интеллектуальном развитии со своими земными сверстниками. Стимулы к учению, превращённые стараниями Кита в форму изысканного интеллектуального удовольствия, не побуждали их замкнуться или отрешиться от красоты мира, принявшего их. Естественно, эмоциональная сфера несколько отставала; в отсутствие детского коллектива на пустой планете просто не было места для всей гаммы переживаний. Дядюшка Кит ненавидел ссоры и обиды, и всякий раз, видя хоть малейший намёк на неблагоприятные отношения между Кейтом и Кинтией, либо гасил их гнев, либо находил повод под благовидным предлогом избавить их друг от друга на несколько дней. Желание общения и тёплое чувство близости быстро брали своё над любыми проявлениями неудовольствия… Конечно же, Кит отдавал себе отчёт в том, что это снижает иммунитет к будущим стрессам от жизни в обществе, поэтому, выражаясь медицинским языком, вместо того, чтобы дать детям переболеть всеми положенными детскими болезнями, пошёл путём вакцин и сывороток. В рацион детских знаний включена была вся доступная информация о движениях и порывах человеческой натуры; Кит настаивал, чтобы дети должным образом вживались в эти чувства, направляя их в рамках ролевой модели на различных воображаемых субъектов — одновременно, в унисон! Было ли этого достаточно для формирования сопротивляемости общественному стрессу, могло показать лишь время и активная жизнь среди сородичей — разумеется, только сородичей со стороны отца. Как устроена была социальная жизнь у народа Мамы? Был ли вообще этот народ?
Помимо социального иммунитета детей Джорджа Астера, дядюшку Кита естественным образом заботили и проблемы чисто медицинские. Когда Кейт и Кинтия были совсем маленькими, стало очевидно, что они способны болеть всеми болезнями, какие только существуют, но длятся эти болезни очень недолго, от силы не больше дня, и никогда не имеют тяжёлых последствий. Всё же Кит беспокоился из-за возможности тяжёлых детских инфекций, а также травм, которые неизбежно должны были возникнуть из-за чрезмерно активного образа жизни. И в самом деле, шестилетний Кейт сверзился однажды со скалы, переломав себе добрую половину костей и забрызгав кровью не меньше половины акра; человек с такими ранениями умер бы с вероятностью в тридцать процентов и в самом лучшем госпитале, а Кейт полностью выздоровел и поправился через четыре дня. Позже дети научились заращивать раны на себе и даже на окружающих живых организмах — зверях, растениях… Но в первые годы Кит так волновался за них, что дал им в спутники два выделенных из собственного сознания кибернетических модуля, имевших внешний облик огромных, хотя и добродушных по нраву молосских догов. Кит назвал их Дик и Шик, в честь двух знаменитых медицинских проб, положивших конец детской смертности в древние времена Земли.
Между тем, дети росли и развивались, и дядюшку Кита начала потихоньку волновать ещё одна проблема, обойти которую полностью было невозможно: проблема полового воспитания. В своём человеческом облике Кейт и Кинтия были похожи, как близнецы; чрезвычайно высокого роста, обещавшего со временем стать почти избыточным, с одинаково высоким лбом, тяжёлой нижней челюстью и полными, чуть вывернутыми кнаружи губами. Только волосы у брата и сестры были от рождения разные: у Кинтии — плотные, прямые и чёрные, как ночь в джунглях, а у Кейта — волнистые и очень тонкие, того цвета, который называется в обиходе «платиновым» и который похож скорее или на цвет ясного неба в закат, или же на выгоревшие под солнцем стебли пшеницы. Естественно, повзрослев и открыв в себе способность изменять свой внешний вид, Кинтия не раз меняла цвет и фактуру волос, да и брат её однажды проделал то же самое, пытаясь придать себе внешний вид импозантного киногероя; и всё же, стоило забыться, как природа брала своё, уточняя до поры до времени единственное внешнее отличие сестры от брата. Но идиллия близнецов с неизбежностью кончилась; однажды Кинтия Астер стала девушкой.