Солнечное настроение
Шрифт:
– Не боишься на себя грех взять?
– Какой грех?
– Руку матери умирающей оттолкнуть.
Мария Петровна протянула через обеденный столик руки ладонями вверх, надеясь, что Ирина вложит в них свои ладошки. Ирина демонстративно убрала руки за спину:
– Двадцатый раз тебе повторяю: нет у меня матери! И в моей мелкой, как ты считаешь, душонке для тебя не найдется ни любви, ни сострадания, ни уважения – ничего!
Мария Петровна оперлась локтями на стол, сцепила пальцы, прижалась
– И за гробом моим не пойдешь?
– С того света подсматривать собираешься? Не выйдет. За бананами тоже ко мне не присылай.
– Это жестоко. Может, справедливо, но очень жестоко и больно. Ирина, у меня ведь квартира, большая, министерская. А вы теснитесь, друг у друга на головах сидите. Я ее, квартиру, вам, а вы, а ты… внук…
– Теперь ты пытаешься меня подкупить.
– Пытаюсь.
– Напрасно. Что касается квартиры, она все равно мне отойдет. Я – единственная наследница, других детей и родственников нет, материнства тебя не лишали, и сама ты от него не отказывалась, так что по закону после твоей смерти квартира – моя.
– И ты это давно знала?
Мария Петровна откинулась на спинку стула, зажала голову руками, словно хотела удержать рвущиеся наружу горькие и страшные мысли.
– Естественно, – пожала плечами Ирина.
– Заранее все спланировала?
– Если в нашу суматошную жизнь не вносить элементы планирования и организации, она приобретет характер хаоса.
– Твои отец и муж тоже на чемоданах сидят?
– Оставь в покое мою семью!
7
Мария Петровна резко встала, подошла к раковине, набрала из крана воды, жадно выпила. Потом с размаху грохнула чашкой об пол, та разлетелась на мелкие кусочки.
– Ах, сволочи! Пирожок с пиявками вам в глотку! Я как Анна Каренина придурочная бегаю перед поездом! Мечусь из угла в угол, стены грызть от ужаса готова. А они! Родственнички! Дружная семейка потирает руки, ждет, когда я преставлюсь, чтобы улучшить свои жилищные условия. Кукиш! Дулю! – Мария Петровна подскочила к Ирине и ткнула ей в нос дулю. – Завещание напишу. Детскому дому! Церкви! Хрену собачьему!
– Делай как хочешь. У нас по конституции свободная страна. – Ирина отвела ее руку от своего лица.
– По конституции? – продолжала кипятиться Мария Петровна. – Судиться будешь? Муж юрист… Я, конечно, паршивая овца, но вы шерсти клок с меня порядочный отхватили. Зарабатывала как полярник или космонавт. И всю жизнь, каждый месяц – половина вам, берите, живите, воспитывайте мою доченьку!
– Считаться вздумала? Ну, давай, бери калькулятор, складывай, сколько я тебе должна?
– Ты мне не деньги должна! Ты врач! Физиологические процессы она наблюдает! Знала, что мать подыхает, и не пришла, слова не сказала, не остановила, не подсказала. Как же! С одной стороны, квартирка наклевывается, а с другой – мечты реализуются. Сколько ты ко мне гробиков прилаживала? Сыграю в ящик – то-то радости тебе будет! Когда узнала, что я скоро копыта отброшу, крутилась юлой от счастья – диагноз подтвердился, больная скоро на тот свет отправится!
Ирина встала и вплотную подошла к матери. Они опять, как час назад в гостиной, стояли друг против друга, чувствовали толчки дыхания, которые вырывались вместе со словами.
– Что? – зло спросила Ирина. – Плохая девочка из меня выросла? Не нравлюсь? А в кого мне быть хорошей? В папу-рохлю или в маму-кукушку?
– В бабушку, в бабушку пошла, великого специалиста по консервам.
– По чему?
– Она мастер была огурцы солить. И людей, их чувства, стремления – все консервировать: в банку, рассолом, уксусом залить и стерилизовать, кипятить, пока ни одной молекулы живого чувства не останется.
– Не трогай бабушку и папу! Ты их мизинца недостойна!
– Я недостойна их волоска из-под мышки! Кто я? Без роду без племени! Провинциальная шлюшка! Кукушка!
– Нет, достойная, благородная женщина. Орденоносец с переходящим знаменем в руках.
– Мстишь? Отыгрываешься? Правильно. Самое время. Кто я сейчас? Живой труп. Давайте, доктор, топчите, пляшите на моих костях. Папашу еще пригласите. А то и всей семейкой. Меня – в хоспис, а сами по квартирке пройдитесь, прикиньте, как мебель будете расставлять. Я перед тобой наизнанку вывернулась, на коленях ползала, а ты меня как последнюю мразь… Чего мучаться, затягивать процесс? У тебя яд в сумке есть? Давай накапай, я выпью…
– Это пошло, в конце концов!
Ирина не рассчитала силы. Хотела отодвинуть мать в сторону, а получилось – отбросила так, что Мария Петровна отлетела и ударилась о шкаф.
«Травм нет, – на секунду задержавшись, отметила Ирина, – синяки не в счет».
Ирина быстро прошла в прихожую, сбросила тапочки, стала натягивать сапоги. Мария Петровна заявилась следом. Подошла к входной двери, повернула ключ в замке, вытащила и спрятала в карман.
– Наш разговор не окончен!
– Мне не о чем с тобой говорить! Открой дверь немедленно!
– Иди в комнату! – велела Мария Петровна. – Хватит характерами меряться!
И первой пошла в гостиную. Ирина потрусила следом. Сапожки она не застегнула, и голенища болтались, как отвороты ботфортов.
– Отдай ключ! – требовала Ирина. – Открой дверь! Я не желаю здесь оставаться!
– Потерпи еще пять минут. – Мария Петровна стояла у окна, смотрела на улицу.
– Как выросли деревья, – тихо произнесла она.