Солнечные часы
Шрифт:
Джульетта ухмыляется сержанту Зэйлер:
– Натаскали? Ну прямо член вашей компашки. – Она поворачивается ко мне: – Может, ты и есть из их компашки? Я не знаю, где ты работаешь. В полиции?
– Нет.
– Прекрасно. Такойиронии судьбы я бы не вынесла. – Она снова наклоняется: – Почему ты любишь моего мужа?
– Что вы имеете в виду?
– Простой вопрос. Внешне Роберт ничего себе, хотя и жирноват стал. Он был постройнее, когда мы познакомились. Но разве физического притяжения достаточно? Ты ведь успела понять, какой
– Во вторник я сделала заявление. – Я смотрю ей в глаза, чтобы не встретиться взглядом с сержантом Зэйлер или Уотерхаусом. – Солгала, что он меня изнасиловал. Чтобы полиция начала его искать.
– Так и есть, больная на всю голову, – хихикает Джульетта.
– Откуда вы узнали подробности моего заявления?
Она улыбается:
– А зачем было врать про изнасилование? Сказала бы, что он тебя избил или, к примеру, сумочку стянул.
– Притвориться проще, – отвечаю я после долгой паузы. Меня бесит, что на свете не меньше женщин, которые притворяются изнасилованными, чем тех, которые притворяются, будто ничего подобного с ними не произошло. – Синяков на мне не было, так что в побоях я вряд ли могла его обвинить.
– Ничего ты не врала, – уверенно говорит Джульетта. – Тебя изнасиловали. Правда, не Роберт. Но я точно знаю, что с тобой сделали. Та к и вижу сцену за сценой, кадр за кадром. – Она щелкает языком и жмет пальцем воображаемый затвор фотоаппарата.
Я надолго теряю дар речи. И наконец шепчу:
– Невозможно… Или вам показали мое заявление?
– Никто мне никаких заявлений не показывал. Может, я и не на все твои вопросы отвечаю, но учти – я не вру. Если говорю – значит, правда.
– Хотите прекратить, Наоми? – спрашивает сержант Зэйлер. – Ваше право, в любой момент.
– Все нормально, – отвечаю я, хотя мне приходится напомнить себе, что эта ледяная в своем спокойствии женщина – та самая Джульетта, которая слишком пуглива, чтобы ответить на телефонный звонок, слишком безвольна, чтобы освоить компьютер, слишком слаба, чтобы работать. Та самая, из-за которой ты отказался от ночных смен, поскольку ей страшно оставаться дома одной.
Вспомнив все, что ты мне рассказывал о ней, я меняю тему:
– А вас не узнать. Раньше вы были робкой, нервной. Боялись собственной тени, во всем зависели от Роберта.
– Точно. – Она улыбается. Для нее это игра. И она играет с удовольствием.
– Теперь вы совсем другая.
– А я… как это говорится? Обрела новые силы. – Фыркнув, она косится на Зэйлер, будто надеясь произвести на сержанта впечатление.
– После того как стукнули Роберта по голове кирпичом?
– Кирпичом? Роберту разбили голову камнем, заменявшим дверной упор. Разве эти милые офицеры не удосужились ознакомить тебя с основными фактами? Весь камень в моих чертовых отпечатках, но я ведь могла взять его в руки и после нападения, верно? Обезумевшая от горя жена, обнаружив своего умирающего мужа…
– Хилая, слабовольная трусиха не может вмиг превратиться в хладнокровную, расчетливую, уверенную в себе лгунью. Даже если вы потеряли голову
Вид у Джульетты скучающий, даже разочарованный.
– О тебе и Роберте я узнала еще до Рождества, – сообщает она. – Как ты верно сказала, я во всем зависела от мужа, вот и помалкивала. И терпела. Теперь скажи, что я ничтожество.
– Тогда почему неделю назад вы напали на Роберта? Он сказал, что уходит ко мне? Поэтому вы решили его убить?
Она молчит, изучая свои ногти. И наконец говорит:
– Ты права. Хилая, слабовольная трусиха вряд ли кардинально изменится даже после серьезного события в жизни.
– Другими словами, вы не всегда были хилой и трусливой?
– О! – Джульетта закрывает глаза. – Не скажу «тепло», но ты уже и не в Арктике.
– Вы только притворялись слабой и беззащитной, – высказываю я вслух неожиданную догадку. – Ненавижу таких женщин. Они вполне самостоятельны, но стоит на горизонте замаячить мужчине – тут-то они и становятся ах какими беспомощными. Вы убедили Роберта, что без него вам не выжить, поскольку иначе он вас бросил бы!
– Ой, мамочки. Боюсь, тебя откинуло обратно в вечную мерзлоту, к Эрнесту Шеклтону и Роберту Фалкону Скотту [17] . Возможно, тебя некоторое время не будет. – Джульетта обращается к сержанту Зэйлер: – Цитата точная?
– Зачем это? – Я гну свое. – Вам не хотелось работать? Проще было дома сидеть, на шее у Роберта?
– Я любила свою работу… До того как бросила. – Лицо Джульетты искажается.
– Чем вы занимались?
17
Английские исследователи Антарктиды, участники экспедиции на Южный полюс.
– Делала глиняные домики.
Зэйлер и Уотерхаус записывают.
– Я их видела. Вся ваша гостиная ими заставлена. Мерзость. – Пульс ревет у меня в ушах от напряжения: я пытаюсь отогнать образ гостиной Джульетты. Твоей гостиной.
– Ты бы по-другому заговорила, если бы я сделала копию твоего дома. Ко мне люди потоком шли за своими глиняными домами. Я их точно повторяла, вплоть до мельчайшей детали. Я любила это занятие. Могу и тебе сделать, если хочешь. Уверена, мне разрешат работать в тюрьме. Разрешите ведь, сержант Зэйлер? Если честно, руки чешутся взяться за работу. А знаете что? Если вы трое сфотографируете свои дома с фасада, сзади и с боков и принесете снимки мне – копии вам обеспечены.
– Почему вы бросили работу, если так ее любили? – спрашиваю я.
– Добро пожаловать домой, мистер Шеклтон. – Она ухмыляется. – Пару пальцев на ногах отморозили, зато живы. Ну что же вы, придвигайте кресло, садитесь поближе к камину.
– Что вы несете?! – взрываюсь я.
Джульетта разражается хохотом:
– Веселуха! Все равно что быть человеком-невидимкой. Калечь любого – никто тебе ничего не сделает…
– … разве что бросят гнить в тюрьме, – заканчиваю я.