Солнечный Песок

Редькин Александр Валерьевич

— Твои стихи? — спросил Цангрус.

— Мои. Но ты, очевидно, прав насчёт обследования, — согласился Никколоц. — Кстати, на борту нашего челнока есть такая капсула. Наш корабль класса «земля-орбита» и в нём есть даже микролаборатория. Пожалуй, я смог бы там самообследоваться.

— Дельная мысль, Никколоц, — сказал психоисторик. — Тогда я не буду тебя сопровождать. Подключи энергосистему челнока к нашему шлюзу Информэнерго, обследуйся и возвращайся — нам ещё предстоит сборка мира.

Цангрус дружески положил руку на плечо коллеге. Он считал транспсихолога весьма перспективным разработчиком, его также ценил Кхолль как инициативного участника проекта. Никколоц улыбнулся в ответ и пошёл надевать гермокостюм.

Расставшись

с ним у транспортного блока, Цангрус направился в общую комнату выпить холодного напитка. Там он достал из пищевого контейнера бумажный стакан и пачку кристаллов. Пока извлечённые на воздух кристаллы превращались в воду, мужчина обратил внимание, что на стакане что-то нарисовано. Рисунки на посуде не являлись редкостью в АЦ и содержали, как правило, позитивные образы, полезную информацию или разнообразные практические советы. На наружной стенке стакана, который инж держал в руках, жёлтой пищевой краской была нарисована летящая к Солнцу бабочка. Такие происходящие по жизни совпадения психоисторик фиксировал сразу, некоторые из них просто запоминал, а особо уникальные подвергал тщательному анализу. Вот и сейчас после первой строчки стиха Никколоца увидеть такой рисунок означало, что кто-то совершенно определённо материализует мысли и слова Никколоца. В который раз за неполные двое суток, сталкиваясь с явлением материализации мысли, он не мог к нему привыкнуть. Иногда такие явления можно было наблюдать на Луне. Но не здесь! Допив воду, он направился в центральный блок, чтобы поделиться фактами с коллегами, оставшимися за виртуальным генератором.

В это время транспсихолог, пробравшись через сугробы к орбитальному челноку, залез в кабину и как будто не своими руками начал вводить в навигационный компьютер весьма оригинальный курс полёта. Теперь он даже не собирался проходить обследование. Навязчивая идея, завоевавшая мозг Никколоца, с пугающей его скоростью овладевала сознанием. Сначала она казалась чужой, странной и нелепой, но затем человек словно поверил в неё, осознал и принял. Сейчас он совершенно чётко и сознательно собирался предать себя Солнцу, утонуть в его жарких объятиях, чтобы воскреснуть. Идея цепко засевшая в мозгу Никколоца уверенно отдавала приказы, не оставляя для него возможности её критического анализа. Он ничего не мог поделать с мыслью о полёте на Солнце, растворился в ней и собирался идти до конца вслед за пророком, не понимая самоубийственности своего решения, продиктованного ему откуда-то сверху. Запустились двигатели, и через пять минут орбитальный челнок с мужчиной на борту покинул заснеженную евразийскую равнину.

Когда задумавшийся Цангрус входил в центральный блок, он услышал, что женщины о чём-то разговаривали. Они стояли возле генератора ближе к коридорному стыку, и до психоисторика донёсся обрывок фразы: «…наверное, это они». Цангрус сразу поинтересовался:

— Они — это кто?

Женщины обернулись, увидели руководителя группы одного и Раттака, задумчиво ответила:

— Мы разговаривали о гипотетических эфирных формах разумной жизни. А где Никколоц?

— С ним всё в порядке, он проходит небольшое медицинское тестирование на борту челнока. А причём тут эфирные формы?

— Цангрус, на нашем челноке почти нет медицинских приборов!

— Но Никколоц мне сказал, что у вас там нейробиологическая капсула, — удивлённо парировал он.

— Это не так! Изначально она была предусмотрена конструкцией, но недавно демонтировали! — воскликнула Раттака.

— Ничего себе! — Мартара сгустила брови. — Это похоже на обман.

Небольшая вибрация всколыхнула центральный блок, мигнула голограмма плана работы, скатился на пол визуализатор. У Раттаки замаячил браслет, сигнализируя, что она находится вне радиуса информационного обмена с челноком. Цангрус догадался, что орбитальный корабль улетел. Вместе с Никколоцем. Его удивлению не было предела — обычно

так в ИИЧ, а тем более в их отделе, никогда не поступали. Только если возникали непредвиденные обстоятельства. Психоисторик выбрал на голограмме браслета символ орбитальной связи, запустил сеанс и набрал номер челнока. На связь никто не выходил — Никколоц летел к Солнцу. Прошло ещё немного времени, в течение которого психоисторики задумчиво перебирали в голове варианты спасения товарища, явно попавшего в беду.

— Нужно сообщить в Защитные силы! — заявила Мартара, расхаживая по блоку.

— Никколоц не д/э, — заметила Раттака. — Он не мог им стать за два часа!

— Их задачи: профилактика, защита и контроль, — возразила Мартара. — Пусть разберутся с этим странным случаем вмешательства. Жалко Никколоца. Наваждение какое-то.

— Мартара права, — согласился с конструктором Цангрус. — Я немедленно информирую Защитные силы и сообщаю им номер челнока.

Прошло полчаса. Цангрус рассказал женщинам все известные ему факты. Психоисторики успели приостановить виртуальный генератор, подкрепиться горячей пищей и разместиться в общем блоке, ожидая сигналов от информационной службы Защитных сил. На сегодня творческий процесс создания мира оказался прерван, к тому же ветер, совсем обезумев, поднял сильную метель за толстым пластиком иллюминаторов.

Сборка

Тихо играла, поставленная по просьбе Раттаки, музыка лесной природы. Все сидели и разговаривали о таинственном интеллекте, превратившего их коллегу в управляемый объект. Высказывались разные догадки, но более всего заслуживала версия Раттаки об эфирных телах. Теория, разработанная одним из древних астроинженеров, сводилась к нескольким тезисам о существовании разумных субъектов, активно вмешивающихся в человеческую жизнь, созданных как бы из самой информации и влияющих на принятие решений. Цангрус признавал, что некоторые факты косвенно свидетельствуют о чём-то таком, не носящем белкового физического тела, он спросил:

— Раттака, но почему же они, я имею в виду эти неизвестные интеллектуальные структуры, не проявили свою активность раньше, в других условиях или с другими исследователями, которые в свою очередь могли бы зафиксировать это тем или иным техническим способом, и если не природу самих существ, то хотя бы их цели?

— У меня пока нет ответа, — отвечала психобиограф, сидя у иллюминатора. — Но это, безусловно, связано с темой нашего проекта.

— А здесь не могло произойти эпизодическое и случайное, редкое по своему сочетанию, многократное пересечение цепочек событий? — спросила Мартара.

— Теоретически — да, но как мы сможем найти концы этих событий?

— Кстати, заметьте, что ничего подобного не происходило при генерации мира Одиссея. А между тем, наша сборка происходила на Луне, где, как известно, особенно велик процент совпадений, разного рода случайностей и пересечений! — Раттака, пыталась нащупать аналогии.

— Наверное, это как-то связано с энергетикой места, не зря же сначала даже не хотел подключаться микросолнц, — психоисторик помогал ей в этом. — Очевидно, что неизвестное существо или существа, назовём их по-античному «эйдосы», обладают интеллектом и живут параллельно с нами.

— Ещё хочется отметить его надчеловеческую природу, — вставила Мартара, разглядывая рыбок.

— Почему «над», Мартара? Может быть «вне»? — уточнила Раттака.

— Не знаю! С целью избежать возможных ошибок, предлагаю считать эйдоса, как выразился Цангрус, находящимся интеллектуально выше, — ответила конструктор.

— Хорошо, что вам понравился платоновский термин, — продолжил исследование Цангрус. — Без него нам было бы сложнее ввести феномен материализации мыслей в наше понимание. Также необходимо создать образ эйдосов пусть для начала и не совсем корректный. И давайте попробуем понять их цели и, если это возможно, смысл существования.