Солнечный свет
Шрифт:
Что-что? Вы это серьезно? Дайте мне хоть отдышаться.А я уж готова бичевать себя за то, что все еще не продолжаю битву на стороне сил… ну, сил добра, пусть даже весьма странного добра. Похоже на того чокнутого англосакса с квадратной челюстью и сверкающим мечом, которому хирургическим путем удалили рудиментарные остатки чувства юмора задолго до того, как приняли наконец в школу героев.
С этим у меня проблем не было, даже при отсутствии квадратной челюсти и меча. Потому что я, вне всяких сомнений,
Я прикоснулась к нему.
И всю свою жизнь я должна буду помнить о том, что я к нему прикоснулась. Что эти руки схватили, вырвали…
Но мы, борцы со злом, должны быть в своем уме. Пусть и дырявом, да своем. Послушай, Светлячок: Бо больше нет.Последнее слово не будет за ним.
Надеюсь.
По крайней мере, пока длится это утро.
– Я хочу принять ванну. Кинем жребий, кто идет первым.
На столе сразу за балконом как раз стояла вазочка с мелочью.
– Жребий? – Ох, эти вампиры. Все-то им объяснять надо.
Я выиграла. Мне было почти стыдно. Я мысленно пообещала принять только одну ванну, и по-быстрому. Когда и отмывала ладони, мои руки по крайней мере казались моими руками. Может быть, помогло прикосновение к лепесткам роз: чтобы залезть в ванну, надо было сначала убрать оттуда все цветы.
На моей груди не было раны. Сначала я в это даже не поверила. Я продолжала тереть мылом свой перед от горла до пояса, как будто могла каким-то образом пропуститьее. Но ее не было. Только шрам. Казалось, он стал немного шире и заметнее, чем в тот раз, когда Кон впервые закрыл рану. Но это был только шрам.
Но цепочки тоже не было – вместо нее появился новый Шрам, выше предыдущего, в форме цепи, огибающей шею. Вместе они напоминали какую-то руну, но прочесть ее я не могла.
И никаких признаков световой сети, как бы сильно я ни скребла.
…Что я там говорила насчет продолжения битвы на стороне сил добра? Кажется, в то безумное мгновение на меня подействовало сказанное Коном что-то утешительное?Да ведь то, что вампир произнес нечто утешительное, уже указывало на полное безумие, а вовсе не на возвращение рассудка и надежды!
Меньше всего на свете мне сейчас хотелось продолжать делать то, чем я занималась последние пять месяцев и что прошлой ночью завершила кульминацией.
Особенно если это означало нести на себе груз памяти о содеянном. И если продолжение этого крестового похода означало увеличение этого груза.
Но Пат сказал, что нам осталось меньше ста лет. Людям. Нет, не людям.Всем, кто на этой стороне. И нас слишком мало.
В этом была явная ирония: если я не выброшу свою тяжелую волшебную палочку и вздумаю магодельничать и далее, то вполне могу увидеть, что же там стрясется лет через сто.
Я выдернула пробку и начала вытираться. Неистово расчесала волосы, словно пытаясь выдрать из головы все нежелательные мысли. Бережно вымыла и вытерла свой маленький нож, положив его затем в новый, чистый, сухой карман. Надела на себя первые попавшиеся под руку вещи из верхней части шкафчика в ванной – там лежали всякие старые шмотки, которые жалко выбросить. Затем снова начала набирать воду и позвала Кона.
В шкафчике нашлось кимоно типа подходит-по-размеру-всем, в которое мог втиснуться Кон, или точнее, в которое Кон мог завернуться. По крайней мере оно было черным. Можно было бы отдать ему ту черную рубашку, заброшенную в большой шкаф, но она была уж точно мала.
Так. Я была чистой. Кону было что надеть. Что дальше? Еда. Пока стоило отложить построение далеко идущих планов. Пока можно было заняться неотложными малыми делами.
Когда он вышел из ванной, имея в кимоно весьма экзотический вид, я уже жарила яичницу. Держа в руке сковороду с тремя чудно зажаренными яйцами, я виновато сказала:
– Нечем даже покормить тебя.
В этом была вся моя жизнь – кормить других. Я услышала собственные слова – секунду спустя до меня дошел их смысл, но выражение лица Кона не изменилось.
– Я редко ем. И мне не нужна еда.
Я помотала головой. С таким трудом я избежала расстройства психики в результате столкновения с безначальным всепоглощающим злом, теперь могла утратить это достижение, собираясь накормить вампира завтраком. На глаза навернулись слезы. Ужасно.
– Я не могу есть у тебя на глазах. Это так… Я зарабатываю на жизнь тем, что кормлю людей. Если я не могу этого делать – то все пропало. Я воспринимаю себя как человека, который кормит…
– Людей, – сказал Кон. – А я не человек.
Я как раз недавно обсудила это в ванной сама с собой.
– Да. Ты просто не человек.
– Твоя еда остывает, – сказал Кон. – Ее лучше есть горячей, верно?
Я отрицательно покачала головой. Но он был прав – жалко, если пропадет такая удачная яичница.
– Но я попью с тобой, – сказал Кон.
– Апельсиновый сок подойдет? – с надеждой спросила я. В соке должны были присутствовать калории. Вода не считается.
– Хорошо. Пусть будет апельсиновый сок.
Я вынула три белые розы из одного из моих чудных стаканов, наскоро его сполоснула и налила туда сок. Это был высокий стакан с золотыми крапинками. Глупо было пить из него сок. Я не видела, как он пьет – в кабинете Богини я тоже не видела, чтобы он пил свой чай, – но пока я ела свою яичницу с парой поджаренных гренок и пшеничной лепешкой, не меньше полулитра сока исчезло. (Как хорошо, что мне не пришло в голову выбросить все продукты из холодильника, когда я собиралась умереть). Значило ли это, что напиток ему понравился, или это была просто вежливость?