Солнечный удар

Линчевский Дмитрий

– Ты почему со мной вчера таким свинским тоном разговаривал?!
– прозвенел в воздухе приятный голосок.

Андрей еще не понял, откуда прозвучал вопрос, сиденье еще колыхалось оттого, что кто-то плюхнулся рядом, а сердце уже радостно скулило: 'Это Юля, это Юля!'.

– В каком смысле, свинским?
– медленно повернулся он к девушке.

Ох, лучше б не поворачивался! Нахмуренные птичкой брови. Кукольный носик. Поджатые, словно нарисованные, губки. И огромные глазищи: василькового, слепящего, разящего цвета - невозможно смотреть, обжигают, как сваркой. Нет, в окно, только в окно.

–

Ты чего отворачиваешься?
– пихнула его в бок красавица.
– Ну-ка, быстро отвечай!

Полынцев, вспомнив о тактике, демонстративно зевнул и, как бы, между прочим, поинтересовался.

– А вы, простите, какими духами пользуетесь?

– Не поняла?

– Запах какой-то слишком резкий, дышать трудно. Пересядьте, пожалуйста, в другое кресло.

Если б девушка была не так красива, то Андрей никогда бы не позволил себе столь бестактного замечания. Но она была просто обворожительна, и, судя по нахальному поведению, прекрасно об этом знала. Поэтому, ничего страшного - пусть понервничает, полезно.

Вахтанг, сидевший сразу перед ними, услышав краем уха разговор о запахе, принял упрек на свой счет и, потихоньку достав из барсетки одеколон (он всегда носил его с собой вместе с бритвой - мало ли где заночуешь на курорте), обильно подушился.

– Полынцев, а я ведь могу за хамство и оплеуху отвесить, - серьезно обиделась Юля.

– Даже не сомневаюсь, - не поворачиваясь, ответил Андрей.
– Молодежная газета. Детский сад.

– Ах ты, гад!
– смазала она его ладошкой по щеке.
– Да я тебя!
– и добавила кулачком по плечу.
– Да ты на себя посмотри!
– и лягнула ножкой... А потом, спотыкаясь, убежала.

Микроавтобус свернул на проселочную дорогу...

– Между клыкастых гор, среди густого леса стелилась мягким ковриком цветочная поляна. Ни стебелек, ни листик, ни травинка здесь никогда не слышали о ветре. Он, много раз слетая с кручи, пытался протаранить чащу, чтоб хоть глазком взглянуть на безмятежье. Но мощною корой-кольчугой встречала в лоб его зеленая дружина и выбивала дух стопалыми ветвями. Он выл от злости, уползая в горы, чтоб силы накопив, опять пойти на штурм. Но на чеку лесное войско, плотны шеренги толстоногих великанов, - закончив монолог, пасечник отвесил присутствующим артистический поклон... Однако аплодисментов в ответ не дождался.

– Галиматья какая-то, - недовольно пробурчал Елисей Федулович.
– А про пчелок-то, где?

Андрей вышел из сердечных размышлений и окинул взглядом медовое хозяйство, по которому вот уже полчаса хороводили экскурсанты. Маленький, чернобровый мужчина, размахивая волосатыми руками, представлял гостям красочные горные пейзажи. А что до самого хозяйства, так его и было, что: огромная поляна, утыканная ульями, как подсолнух семечками, бревенчатый двухэтажный дом, круглая, смотровая веранда для посетителей, да три-четыре сарайчика с неизвестным содержимым. В общем, говорить не о чем. Да, разумеется, кухня и шашлычная, как положено. Остальное - природа, шикарная мать-природа, о которой так вдохновенно рассказывал, да что там, заливался соловьем, поэтичный мужчина. Зря старался - в этих краях не человек красил место, как гласила народная мудрость, а прямо-таки наоборот. Даже кривая собачья будка, увитая плющом, и прикрытая фруктовой ветвью, казалась здесь сказочным домиком.

– Вам тоже понравилось про безмятежье?
– спросила подкравшаяся к Елисею Федуловичу Аделаида.

– Еще бы!
– картинно восхитился он.
– Сам, наверное, сочинял?

– Конечно! Он вообще творческий человек, романтик.

– Заметно

– Да, - расплылась в улыбке надзирательница.
– Поэт, можно сказать.

– Я, в смысле - что сам сочинял, заметно. Только про пчелок-то, где?

– Да при чем тут пчелки?! Это же про райское место, типа легенда

– А, если, типа легенда, тогда другое дело. Правда, я думал, она как-то с медовым хозяйством связана, с пчелками.

– Дались вам эти пчелки!
– отмахнулась Аделаида.
– На них и дома насмотреться можно. А здесь вон, красотища: горы, лес, цветы. Запах какой - сдохнуть можно.

Грузин, услышав краем уха последнее предложение, отнес его на свой счет и отошел в сторонку. Не подушишься - плохо, подушишься - опять плохо. Ничего люди в хороших одеколонах не понимают.

Романтичный пасечник, наконец, исчерпав запас словоблудия, пригласил компанию в гости к пчелам. Между прочим, предупредив, что там будет показан смертельный аттракцион. 'Кстати, с участием всех желающих', - загадочно добавил он, взглянув на Викторию, возле которой танцевал все утро, как грач перед лебедкой (птица такая, а не подъемный механизм).

Экскурсанты вышли на чудесную, окруженную лесом, поляну и остановились у крайних ульев, подперев спинами ершистый, в человеческий рост, кустарник.

– Я покажу вам настоящую златоносную жилу!
– патетично воскликнул пасечник, сдергивая, аки фокусник, крышку с одного из пчелиных домиков.

Женщины, испуганно ахнув, спрятались за мужчин, думая, что это и есть смертельный аттракцион (кстати, с участием нежелающих - не будет же полосатый рой выяснять, кто согласен - всем натыкает без разбора). Но ничего не произошло. Стояла тишина. И только маленькая пчелка-разведчица, словно боевой вертолетик, медленно воспарила над ульем и, качнув крылышками-пропеллерами, стремительно взмыла в небо.

– Облет территории делает, - осклабился медовый романтик, пустив золотой фиксой зайчик в глаз Виктории.
– Сейчас посмотрит, что все в порядке, и назад вернется. Они вообще-то мирные, правда, резких запахов не выносят.

На сей раз Вахтанг не расслышал последних слов хозяина, потому что именно в эту минуту его кто-то больно ущипнул за руку. Он повернул голову и, увидев за спиной Викторию, игриво пошевелил бровями - оказывается, это девушка шутит. Острые у нее коготки, слушай, больно!

Разведчица, ужалив источник зловония (а это были ее 'коготки', если кто-то не догадался), вероятно, передала тревожный сигнал на базу, потому что со словами пасечника: 'А теперь - самое интересное', - из ангара поднялась полосатая эскадрилья. На секунду зависнув в воздухе, вероятно, чтоб получше запомнить гостей, она заложила крутой вираж и взвилась к солнцу. Факир застыл в недоумении...

Полынцев с восхищением наблюдал за высшим пилотажем мохнатых вертолетиков. Они действовали настолько слаженно, что казалось, переговаривались между собой, корректируя движения.