Солнечный удар
Шрифт:
Ноги зашли.
Красавица прикрыла дверь и заговорщицки зашептала.
– Ну, что там Побрякушкин сказал? Это не простое убийство, да? Не простое?
– А почему шепотом?
– обалдел Полынцев от неожиданного натиска. Еще вчера он даже не мечтал, а сегодня... Если б у сердца был хвост, сейчас, виляя им, оно пересчитало бы все ребра.
– Там Вика спит, - пояснила Юля.
– Давай здесь пошушукаемся. Или ты против?
Против ли он? Что за дурацкий вопрос?! Он, можно сказать, только и думал о том, чтобы с ней пошушукаться.
– Конечно, против, - сдерживая учащенное дыхание, прошептал Андрей. А сердце предупредил - 'Если будешь вместо меня бубнить - залью валерьянкой. Не смыслишь в тактике - помалкивай'.
– Хорошенькое дело, - вздернула бровки красавица.
– Это почему это?
И тут Полынцев вернул ей все, что скопилось на душе за три дня безрадостного знакомства.
– С какой стати, Юля, я должен с вами делиться служебной информацией?
– Ну, как?
– оторопело сказала она.
– Вдруг здесь страшная тайна - вместе раскроем. Разве неинтересно?
– А можно узнать, какая у вас профессия?
– Можно, - красавица кокетливо отбросила волосы назад.
– Корреспондент газеты 'Молодежный фасон'.
– Видно, что молодежный, - кивнул Андрей, ухмыляясь.
– Непосредственность прямо через край плещет.
– Мне 21, - обиженно сказала Юля.
– И, между прочим, любопытство - моя профессиональная черта. Крови до жути боюсь, а всякие там интриги люблю, из них материал хороший получается. Представляешь, вернусь домой, напишу, как в детективную историю попала, как сама в расследовании участвовала, как вместе с настоящим сыщиком преступника ловила - все ахнут!
– А вот мне скажут: 'Дурак ты, Полынцев, в отпуске нужно было отдыхать'.
У Андрея на секунду возникла пораженческая мысль: бросить тактику к чертям собачьим и, обняв Юлю, радостно воскликнуть - да согласен, согласен и еще тысячу раз согласен! Но - воля, плюс характер. В девушке просматривалась определенная меркантильность: понадобился - и она готова дружить, а если б нет - то и нет? Профессиональный интерес? Да пусть она им подавится.
– Юля, раскрою вам свои карты, - с умным видом произнес Полынцев.
– И заранее прошу не обижаться. Мне нельзя заниматься этим делом, потому что я в отпуске, другими словами - отстранен от работы.
– Ну и что?
– хмыкнула она.
– Сыщик - всегда сыщик, хоть в отпуске, хоть на луне.
– Во-первых, я по должности не опер, - возразил Андрей.
– Вот именно. А, во-вторых: не хотелось бы устанавливать с вами какие-то отношения - вы не в моем вкусе. Я люблю девушек скромных и мягких по характеру. А вы, извините, резкая и непосредственная, как подросток. Захотела - поздоровалась, не захотела - мимо прошла. Мне такие помощницы не нужны. Так что, рекомендую обратиться к Погремушкину, он, думаю, с радостью согласится на сотрудничество.
– Кто резкая?
– зашлепала розовыми губками Юля.
– Кто, как подросток?
– Я и сам человек несложный, - продолжал умно излагать Андрей (он считал, что умно), - и, тем не менее, с девушками на ты перехожу не раньше первого поцелуя. Равно, как и со знакомыми, при встречах обязательно здороваюсь, вне зависимости от того, испытываю к ним симпатию или нет, - чуть заметно кивнув (специально, под гусара), он резко повернулся к двери.
– Счастливо отдохнуть, мне еще с Яной побеседовать нужно...
Юля осталась стоять с открытым ртом. Это она-то непосредственная? Это она-то не в его вкусе? Да он... да она... Слов нет от возмущения. Нет, конечно, работа с молодежной аудиторией накладывает определенный отпечаток, но кто бы делал замечания, сам-то: 'А это, как его, игде эта женщина, которую я спасал? ' - тьфу, деревня! Чуть глаз не выронил, когда на нее в купальнике пялился, а сейчас: 'Вы не в моем вкусе'. Да откуда он у тебя взялся, этот вкус? Ну, и гад! Это она-то резкая?! Вот, сволочь! Нет, надо отомстить, во что бы то ни стало, отомстить.
Андрей, деликатно постучав, зашел в комнату Яны. Унылая компания сидела за столом, поминая Аркадия Эдуардовича. Вид у всех был соответствующий поводу.
– Присоединяйся, генацвале, - поднял рюмку грузин.
– Помянем хорошего человека.
– Идите ко мне, Андрюша, - похлопала рукой по матрасу эстонка, сидевшая укрытой пледом кровати.
– Я за вами поухаживаю. Сегодня вы у нас настоящий герой. Поставили этого Погремушкина на место, а то измывался тут над нами все утро, грозился всех в тюрьму отправить - кошмар какой-то. Лучше бы настоящих бандитов ловил.
– Неприятный тип, неприятный, - с готовностью подтвердил Елисей Федулович.
– Разговаривал так, будто мы в чем-то виноваты. Совершенно в людях не разбирается, и заносчив до безобразия. На душе и так муторно, а он еще со своими допросами пристает: куда, мол, отлучались, почему лицо в ссадинах? Я объясняю, что со скалы, мол, оборвался. А он свое - 'Может, все-таки, подрались?'. Ищет, понимаешь, там, где светло, а в темноте лазать не хочет. Это я к тому, что по улице надо ножками топать, а не в номерах отсиживаться. Ну, давайте помянем Аркадия, Царство ему небесное.
Подняли рюмки, не чокаясь, выпили. Хороший напиток водка: жесткий, предсказуемый - дернул, захмелел - все просто и понятно. Другое дело - вино: пьешь, пьешь, вроде и не забирает, а потом неожиданно - хлоп, и поплыл.
Выпили еще. Стали понемногу отходить от стресса.
– Что там страшного вам этот Погремушкин наговорил?
– подав Андрею бутерброд с форелью, поинтересовалась Яна.
В это время зашли Вика с Юлей. Последняя неприязненно взглянув на эстонку, молча села на свободный стул. Виктория предпочла кровать.