Солнечный удар
Шрифт:
– Точно, - согласилась красавица.
– Помнишь, какое у нее лицо было после смерти? Натуральная фурия. Слушай, а когда ты догадалась, что она из этих?
– Как только узнала, что из Эстонии, и что, спортсменка.
– Тоже лыжный ход на скалах заметила?
– И на скалах, и до этого между слов проскакивало. Да еще перед Вахтангом хвостом вертела, говорила, что он ей какого-то давнего друга напоминает. Все сходилось. А после смерти Аркадия, почти не сомневалась.
– Почти? Значит, не была уверена?
– Не на сто процентов. Потому и решила реакцию на белые колготки
Юля вспомнила, какой равнодушно-холодной была подруга после смерти Яны - ни страха, ни сожаления. Тогда, это не показалось ей странным. А ведь стоило заглянуть в глаза и все могло бы проясниться.
– Когда ты к ней ходила? Почему я не слышала?
– Я тебе снотворное в чай подмешивала, - виновато улыбнулась Вика, - рисковать не хотела.
– Вот от чего у меня голова на следующий день раскалывалась. Клофелином, что ли, поила?
Подруга промолчала, обмахивая себя полотенцем.
– А когда кружка в умывальнике обнаружилась, тоже ты?
– Угу, проверяла, как подействует.
– Ну, и что?
– Нормально, спишь, как ребенок, я тебя даже за ушки потрепала.
Юля обняла ее и поцеловала в соленую щеку.
– Какая ты хорошая, даже рассказываешь нежно. Послушай, а правду говорил Могила, что ты его той ночью к Янке не пустила?
– Да. Я сама собралась к ней идти, а тут его нелегкая принесла. Вот и встретились нос к носу.
– А я думала, он выкручивается.
– Нет, все правда.
– Мне об этом тоже ничего не рассказала.
– Он после убийства попросил не распространяться на эту тему, чтоб лишних подозрений не вызывать.
– Так ты через дверь к ней входила?
– Хотела, но потом решила не рисковать, чтоб опять с Елисеем не встретиться. Пролезла через балкон - для меня задача нетрудная, на тренировках посложней кульбиты выписывали.
Юля оправила ее волосы, чуть наклонившись, заглянула в глаза.
– Вот ты какая, подруга, а я тебя тихоней считала. Тайну искала не там, где надо было. Главная-то, рядом оказалась.
Вика опустила взгляд.
– Никакой тайны во мне нет - обычная русская баба. Ребята, которые домой цинковый гроб привозили, рассказывали, что им эти 'Белые колготки' в Грозном житья не давали. Специально стреляли нашим солдатам по ногам, что б те подольше мучились, и своих на помощь звали. А потом добивали всех вместе. Мой также погиб. Говорят, до последнего вздоха ящик с патронами за собой тащил. Когда на поминках сидели, они все сокрушались, что убить пока ни одной не смогли. А тут, вот эта гадина, за стенкой, плясала на моем горе. Как представила себе, что это она моего Лешку, ну и... Она у меня жизнь забрала, а я у нее.
– У тебя жизнь?
– переспросила Юля.
– Конечно. Я два раза травилась, к нему, на небо, хотела попасть. Не могла без него, света белого не видела. Но не получалось - не пускали люди добрые, откачивали.
– Вы не были женаты?
– Не успели. Мне тогда еще 18 не было. Можно было, конечно, и пораньше расписаться, но он сказал, что до армии не стоит, неизвестно, как все получится. Обо мне думал, проблем не хотел создавать. Будто в воду смотрел.
– Потом замуж так и не вышла?
– Нет, хоть и просил он.
– Кто?
– Леша.
– Как это?
– Ребята от него конверт передали. На обратной стороне страшная надпись: 'Если меня убьют, то прошу передать...' и мой адрес. Они там перед боем все такие оставляли. А в письме приказ - сильно не горевать и жить дальше счастливо, - у Вики задрожал подбородок.
– Если хочешь, сама почитай, я не могу - она вытащила из конверта письмо.
Юля осторожно взяла из ее рук ветхий, видно, на тысячу раз перечитанный, листок. Глаза пугливо опустились на рваные свинцовые строчки.
'Здравствуй, Солнышко. Даже и не знаю, как начать, получается, что привет тебе с того света передаю. Извини. Не собирался писать, но ребята говорят - надо, если не хочешь, чтоб подруга до конца жизни мучилась. А я не хочу, поэтому слушай мою последнюю волю.
Приказываю жить тебе, девочка, без меня долго и счастливо. Обязательно выйти замуж, нарожать детей, обо мне забыть, любовь дарить хорошим людям, плохих к себе не подпускать. На могилу ходить не чаще раза в год, реже можно, фотографий на видном месте не держать, с собой не носить, письмо это, после прочтения, уничтожить, душу свою им не травить. Вот, собственно, и весь наказ. Не сложно? Пожалуйста, выполни, иначе я себя на небе плохо чувствовать буду. Не стану напоследок говорить о своих к тебе чувствах, чтоб сердце не рвать нам обоим. Скажу, лишь одно, ты для меня была важнее воздуха, дороже жизни. Наверное, только в разлуке понимаешь это по-настоящему. Ночью, когда вижу тебя во сне, начинаю задыхаться. Тянусь к тебе, как из глубины, но не хватает воздуха, тону. Просыпаюсь, вскакиваю, вроде бы, сам живой, а души нет, захлебнулась. Ну вот. Кажется, меня, все-таки, понесло, извини. Сейчас ненадолго отлучусь. Нас командир вызывает. У парней, что на площади совмина сидят, боеприпасы закончились, нужно подвезти. Потом вернусь, напишу что-нибудь обнадеживающее...
Юля подняла глаза.
– Не вернулся?
Подруга покачала головой.
– Нет.
– Солнышком тебя называл. Вот он где был настоящий 'Солнечный удар'.
– Ты о чем?
– Полынцев говорил, что бандитская акция так называлась. Выходит, ты их удар, своим перебила.
Виктория бережно опустила письмо в конверт.
– Не я - любовь.
– После смерти Янки, тебе легче стало?
– Не знаю.
И снова Юля убеждалась в том, что сильные чувства - это не радость, а большая проблема. Молодая, красивая женщина и до сих пор живет одна. Кому нужны такие страдания?
– У тебя еще все впереди, - ободрила она подругу, вставая с кровати.
– Попадется и тебе хороший человек.
– 26 - уже не молодость. В этом возрасте все нормальные мужики давно по рукам разобраны. А бабы старухами считаются.
– Ты правда так думаешь?
– Почти, - грустно улыбнулась Вика.
– Не теряй времени, потом близок будет локоть, да не укусишь.
– Угу, - задумчиво промычала Юля.
– Не было, говоришь, Полынцева?
– Нет, и, мне кажется, уже не будет.