Солнышкин у динозавра
Шрифт:
— Неслыханно! — воскликнул Моряков. — Они ещё шутят!
— А у нас так: острят и посылают сладенький «гиф». Такова правда! — сердито заметил Перчиков.
— Правда, увы, в том, — упавшим голосом произнёс впервые растерявшийся Моря-
ков, — что мы в безвыходном положении. Вот в чём правда!
Но в мире уже тысячу раз так бывало: то, что пять минут назад было правдой, через пять минут казалось случайной ошибкой.
Вдруг с шумом распахнулась дверь, и с порога раздался
— Нашёл! Кажется, нашёл!
Пока все умничали внутри парохода, ожидая радиопомощи от начальства, Солнышкин стоял на крыле рулевой рубки. От свежего ветра мысли двигались быстрей и радостней. Ветер дул ему в спину, выпрямлял, пружинил. Впереди, наполняясь розовым светом, как паруса, летели облака. Синими парусами вспрыгивали на ветру волны.
Солнышкину даже казалось, будто ветер напевает весёлую, летящую на парусах песню.
Парусили облака, парусили на ветру волны, парусом становился он сам и кричал:
— Нашёл! Нашёл! Надо поднимать паруса!
САМОЕ ПРОСТОЕ И ГЕНИАЛЬНОЕ
— Какие там паруса? — пробурчал выглянувший на крик Петькин.
— Паруса, конечно, паруса! — выбегая на палубу, весело повторял приободрившийся Моряков. — Ведь такое уже случалось!
— Самое простое и гениальное решение! — поводя усиками, усмехнулся Челкашкин.
И, прямо-таки тыча указательным пальцем в Солнышкина, убеждал: — Я всегда говорил, что у этого юноши гениальная голова! — Он удивлялся, как эта мысль сразу не пришла к нему, бывалому члену яхт-клуба, опытному паруснику и почти чемпиону Океанска.
А гениальная голова сияла, потому что наконец и ей привалила удача идти под парусами!
Всё задвигалось, зашумело, заторопилось.
— Простыни на палубу! — командовал Моряков. — Наволочки на палубу! Всё — на палубу!
Он не назвал только полотенец, потому что полотенце, как и зубная щетка, у каждого должно быть своё.
Кок Борщик готов был предложить для паруса даже свой любимый фартук. Но такой жертвы сердобольный капитан принять просто не мог.
Наконец всё лежало у носового трюма, между мачтой и динозавром. Дело оставалось только за нитками и иголками. Нитки нашлись.
— Иголки! — крикнул Солнышкин.
— А все иголки у боцмана, — сказал Борщик.
И все увидели, что Петькин опять старается укрыться за мачтой.
— Тебе же говорят, иголки! — повторил Солнышкин.
И тут он вспомнил, как Петькин что-то показывал японкам у одного швейного магазина...
А Федькин присвистнул и закивал:
— Так-так, и иголочки загнал...
— За борт его! — крикнул Мишкин.
— За борт! — безжалостно указал пальцем в сторону океана Челкашкин.
Моряков пытался остановить команду:
— Подожди, нельзя же так сразу.
Но Федькин закачал головой:
— Нечего ждать! — и заковылял подбирать обломок своего костыля.
И кто знает, какими неприятностями для жадноватого боцмана кончилась бы эта стычка, если бы не крик ходившего по мостику с биноклем в руках Пионерчикова.
Пионерчиков показывал рукой куда-то вправо и что было сил не кричал, а орал:
— Смотрите, вон он! Есть, есть! Самый настоящий, но почему-то двуглавый!
ЕСТЬ, ЕСТЬ! ТОЛЬКО ДВУГЛАВЫЙ!
Основательно возмужавший штурман Пионерчиков на палубе среди команды появлялся теперь довольно редко.
Во-первых, вместо пионерских законов он теперь озабоченно разрабатывал разные проекты, писал одно за другим письма президентам, секретарям и выкладывал им советы за
советами. Как поступать, что делать и чего делать не следует, чтобы жизнь на земле стала если не тра-ля-ля какой весёленькой, то хотя бы просто весёлой! Чтобы продуктов на столе было больше, а шишек на голове меньше, чтобы на всех судах всё время было горючее... И почти от каждого президента или секретаря штурман получал в ответ искреннее «спасибо» и только изредка шишку на голову.
Но когда он приплывал домой, одного президента уже не было, а новый о предложениях Пионерчикова ещё ничего не знал. Всё везде кувыркалось по-прежнему. И озабоченный штурман садился за новое послание новому президенту...
Во-вторых, каждый день он ждал радиограмму от жены, бывшей дневальной парохода «Даёшь!» Марины Пионерчиковой, которая водила похожих на Пионерчикова двойняшек_во второй класс и сообщала через Перчикова об их успехах. Иногда приходили радиограммы, похожие на военные шифровки: «Сегодня три плюс четыре», «пять плюс три», «пять плюс пять».
Изредка, прочитав «пять минус три на двоих», Пионерчиков сжимал узорный ремешок на бангкокских шортах и приговаривал:
— Ничего, ничего! Вот вернёмся — и тогда всё сразу и сплюсуем и сминусуем!
А когда от жены вообще не было радиограммы, он бегал возле рубки так, что Пер-
чинов начинал бросать прямо-таки сокрушительные фразы:
— Не разрушай палубу! Тебя же предупреждали! Нечего было жениться!
И Пионерчиков брал себя в железные руки и снова ждал радиограмм.
Но больше всего времени он отдавал дежурству на мостике. Пионерчиков проводил там дни и ночи, потому что один приятель, старый морской мамонт, как-то вспомнил, что они всей командой видели в Индийском океане гигантского морского змея, который на длинной шее поднимал громадную голову и шлёпал по воде ластами.
— Так это же плейзиозавр, это живой динозавр! — воскликнул впечатлительный Пионерчиков и теперь всё свободное время ходил по мостику с биноклем и Солнышки- ной кинокамерой в руках.