Солнышкин у динозавра
Шрифт:
Но Матрёшкина решительно махнула рукой:
— Ладно! Тогда пора навести порядок.
Тут же по судну весело заходили швабры,
полетели из шлангов брызги! И даже Верный хвостом смахивал пылинки. Удивлённому динозавру повязали на голову косынку, чтобы не замусорить пылью. В самое короткое время ни в одном из закоулков не осталось ни единой ниточки. Всё было готово к старту.
Как только байдарку вместе с матрёшкинской спутницей и её матрасом подняли на палубу, раздалась команда:
—
И так как парусу уже самому не терпелось глотнуть свежего воздуха и двинуться в путь, он быстро наполнился ветром.
Правда, на минуту-другую всех задержал Челкашкин. Он быстро опустился за борт, осмотрел спину китёнка, наклеил на рану ещё одну полоску пластыря и удовлетворённо махнул:
— Порядок!
И под весёлые всплески Землячка, пароход «Даёшь!» после стольких событий отправился в парусный поход.
ПАРУС КОКА БОРЩИКА
Появление Матрёшкиной явно прибавило энергии всей команде «Даёшь!».
Даже сам пароход выглядел довольно молодцевато. Спасательные круги так и бросали по сторонам озорные взгляды, якорьки задиристо взлетали на волне и по-юному окунались в воду.
С утра по призыву перчиковской радиостанции команда выпрыгивала из постелей и, подцепив пальцами вьетнамки, выкатывалась на утреннюю зарядку.
Мускулы под расписанными в полоску маечками энергично похрустывали, хрящики потрескивали, лица наливались свежестью.
Особенно, как заметили все, старался и без того юный штурман Солнышкин, которому очень хотелось, чтобы в его сторону бросала взгляд руководившая зарядкой Матрёшкина.
А когда в конце зарядки Солнышкин залетал на перекладину и начинал крутить «солнышко», всем казалось, что пароход набирает обороты.
— Интересно, сколько оборотов вы можете сделать? — спрашивала Матрёшкина.
— Да сколько угодно! — отвечал Солнышкин и прибавлял оборотов...
— А быстрей? — весело подзадоривала она.
— Да пожалуйста, — пыхтя, на лету отвечал Солнышкин и начинал такое вращение, что в ушах команды посвистывал ветерок, а Моряков, выставив вверх палец, определял:
— Смотрите! Нет, вы посмотрите! Шли пятнадцать узлов, а теперь даём все семнадцать!
— Ничего себе! — смеялся делавший приседания на одной ноге Федькин. — Так можно дуть и до самого Океанска. И никакого горючего не надо.
Солнышкин только довольно отряхивал крепкие ладони, но дельное замечание принимал к сведению.
Ведь действительно, по наблюдению доктора Челкашкина, не только сердца у всех стали прыгать жизнерадостней, но и поразительно увеличилась мощность лёгких.
В момент полного безветрия, когда парус начал попросту сникать, Солнышкин подул в парусину сам, потом крикнул: «А ну-ка, ребята, дунем!» — И, слегка покраснев, команда дунула в парус так, что пароход снова не пошёл, а побежал по синей-синей воде под весёлое порхание летучих рыб.
Правда, команда не обратила внимания на то, что сзади в корму парохода старательно упирался благородный Землячок и сбоку от него старался помочь уже трудолюбивый китёнок Сынок, которому Челкашкин
каждое утро продолжал менять повязки и делать лёгкий массаж, приговаривая: «Молодец! Умница! Богатырь!»
Был в этом и ещё один, может быть, не очень значительный, но все-таки серьёзный момент, о котором ради справедливости хотя бы коротко нужно рассказать.
Однажды утром, задолго до общей зарядки, Солнышкин вышел на палубу и обратил внимание на то, что при полном отсутствии ветра пароход довольно весело, прямо-таки наперегонки с дельфинами бежал по лиловой от первых лучей воде.
Однако от этого наблюдения его отвлекло кое-что более важное.
Он искал лежавшие в канатном ящике увесистые гантели, которыми они с Перчи- ковым накачивали мускулы.
Но гантелей на месте не оказалось. И Солнышкин отправился к камбузу, так как ими иногда потихоньку пользовался Борщик, чтобы отбить как следует отбивные.
Юный штурман уже думал, как скажет коку несколько хороших слов, но, войдя на корму, забыл все слова и притих от удивления.
Покормив стайку сбившихся вокруг него пингвинов, кок забрался на трюм, отвязал свой фартук и, размахивая им, стал нагонять ветер в парус.
Потом, уловив приближение ветерка, быстро поднял его над собой! И на глазах у Солнышкина фартук превратился в маленький, пропитанный самыми удивительными ароматами парусок, который без лишнего шума помогал общему движению вперёд.
Заметив Солнышкина, Борщик скромно попросил:
— Солнышкин, подержи, пожалуйста! Я переверну отбивные.
С камбуза уже тянуло лёгким дымком.
В общем всё шло как надо. Борщик переворачивал отбивные. Солнышкин держал над головой его замечательное изобретение, Землячок с Сынком упирались в корму снизу, и пароход «Даёшь!» при одном парусе и одном работящем фартуке, летел вперёд, как говорят моряки, на всех парусах!
А НУ-КА ПЕСНЮ НАМ ПРОПОЙ, ВЕСЁЛЫЙ ВЕТЕР
«Даёшь!» летел вперёд на всех парусах с добрым попутным ветром. У всех всё ладилось, всё получалось. У кока отбивные, у Челкашкина медицинские опыты, у Федь- кина песни.
Моряков снова взялся за кисти, и на его полотнах зелёные антарктические волны сменились тёплыми, весёлыми, синими.
Настроение у всех было тропическое, и всем хотелось поскорей добраться до жарких тропических берегов.