Солнышкин у динозавра
Шрифт:
А сам ученик, пыхтя, грузно опустился на бугорок, к которому, бывало, прислонял свою усталую голову щедрый учитель.
Но едва он устроился, с пальмы, на которой так и проводил время опасающийся козней племянника Хапкинс, раздался весёлый крик:
— Мистер Стёпка, это моя подушка!
— Да что вы, какая подушка! — воскликнул Стёпа. — Это же камень. — И вдруг он оглянулся: — Камень! Камень!
И Перчиков понял: именно сюда показывал глазами его сердоликовый двойник.
— Надо копать! Всё как обычно! — заметил Челкашкин. — Всегда самое
открытие приходится вытаскивать из-под чьего-нибудь тяжёлого зада!
Перчиков бросился на колени и стал руками разгребать песок. За ним к камню опустились Солнышкин и Стёпка. А сбоку пристроился Верный. Из-под рук и лап песок летел во все стороны. И очень быстро из-под него стал появляться самый настоящий обелиск трёхгранной формы. Чем больше он обнажался, тем видней становились на его гранях какие-то удивительные изображения.
Наконец Перчиков скомандовал: «Стоп!» Он выпрыгнул из ямы, набрал в скорлупу кокосового ореха воды и, смочив носовой платок, прошёлся по освещённой грани.
Носы так и прильнули к камню.
Вверху грани было изображено солнце, под которым среди пальм стоял какой-то город, а посреди города, на площади, у моря, высился обелиск. Этот самый обелиск!
У берега выглядывало из воды животное с ластами и длинной шеей, на которой сидели ребятишки.
— Динозавр! — прошептал Солнышкин. — Они дружили не только с дельфинами, но и с динозаврами.
На рисунке пониже берег был прихвачен водой. С берега в воду уходили черепахи, уносились рыбы и дельфины, улетали птицы.
Это было похоже на то, что друзья наблюдали вчера и сегодня в воде.
Более того: на рисунке из воды поднимались пузыри, а поверху на лодках стремительно уплывали люди. Это была прямая подсказка всем, кто находился на берегу!
На третьем, нижнем, рисунке острова уже не было. Из воды торчал только кончик пальмы, вроде той, на которой упорствовал мистер Хапкинс.
С одной стороны от пальмы было солнце, с другой стороны — полная луна.
— Потоп! — заключил Перчиков. — Вы видите, они нас предупреждали. Это уже повторялось не раз, и, кажется, со времён динозавров. Остров то опускался, то поднимался!
На второй грани был изображён остров Тариора, от которого к трём другим островкам уносились стрелочки — дельфины. А на третьей были какие-то деления, уже уходившие в песок.
Команда притихла. А Перчиков продолжал:
— Видите, всё совпадает. Всё! Появившиеся динозавры, пузыри, убегающие животные. Теперь всё понятно? Остров уходит под воду. Утром, когда луна и солнце окажутся возле пальмы на одной линии, остров будет под водой.
— Мистер Хапкинс! Кажется, пора покидать ваш пост! — сказал Солнышкин.
Но Хапкинс уже спускался сам. Однако, задержавшись на минуту, он крикнул:
— Смотрите!
Со стороны моря, сопровождаемый дельфинами, к острову спешил плотик, на котором стоял их общий знакомый. А по берегу навстречу ему бежал Моряков и кричал:
— Мистер Понч, почему вы вернулись, что случилось?
Но мистер Понч с плотика, облепленного крабами и медузами, к мачте которого прилип испуганный осьминожек, махал в ответ рукой.
— Ещё не случилось! Но, кажется, может случиться. Надо торопиться!
ПРЕЗИДЕНТОВ ТЫСЯЧИ,
А «ДАЁШЬ!» ОДИН
На долгие истории времени у старого мореплавателя не было. Но кое-что он всё-таки передал в нескольких словах.
Не успел Понч расстаться с пароходом «Даешь!», как океан стал подкидывать ему всякие замысловатые чудеса. Летучие рыбы пролетали мимо него целыми свистящими косяками. То, выскочив из воды, делала настоящее сальто дикая стая касаток, то, испуганно бормоча, пытался взобраться на палубу ошалелый краб. Испуганный осьминог взбирался на край плота и, стоя на всех восьми ногах, со страхом заглядывал вниз: из глубины вскипали шальные горячие пузыри, громко лопались, и вверх вылетало сумасшедшее облачко пара.
А как только вдали наметилось местечко, в которое он десять лет назад подзалетел с мистером Робинзоном, всё угрожающе вспучилось, забурлило, завулканило. Вверх ударили целые гейзеры варёной рыбы! И хотя впереди варилась такая грандиозная уха, он не зачерпнул на этот раз ни котелка, ни капли, а развернул плот, чтобы предупредить друзей об опасности, а если нужно, помочь.
— Мой плот к вашим услугам! — раскланиваясь, предложил он.
— Вот это пример морского братства, вот это пример благородства! — сразу же отреагировал Челкашкин. Усики его гордо блеснули. — Это не то что некоторые, — глядя почему-то на Петькина, продолжал он. — А то — «не забудем, не оставим», а чуть что — гиф! Плавали, знаем...
И вдруг доктор осёкся, потому что в крик попугаев, оравших среди ночи по выучке Хапкинса с перепугу «гуд монинг!», ворвался знакомый старый ор: «Загоню дурака, доведёт до милиции!» — А от пролетавшей к острову растрёпанной птицы закружились пропахшие рыбой перья. Недалеко от берега затарахтело, на лунной воде возник силуэт рыбацкого судна и вскоре раздался знакомый крик:
— Борщик, готовь компот! Солнышкин, принимай горючее и собирай вещички, пора сматываться!
Это на маленьком сейнере спешил приятелям на выручку большой любитель большого компота.
— А как же вы узнали, где мы? — крикнул тут же вылезший на берег с бачком Борщик.
— Так плаваем — знаем! — раздался голос из рубки, а Васька, принюхиваясь к ароматному духу, рассмеялся:
— По запаху, Борщик, по запаху! Наловили рыбки, торганули палтусом — и к вам! А одного, самого выдающегося, привезли! — И он кивнул на мачту, где золотился под луной вяленый палтус величиной с хороший парус.
Вдруг Васька весь вытянулся и, выкатив глаза, открыл рот. Рядом с Солнышкиным на берегу он увидел живого и невредимого Стёпку! И не одного! За первым, потирая две огромные шишки на голове, стоял второй, и у обоих от луны сияло во рту золото.