Соло для рыбы
Шрифт:
Поскольку приложиться прутьями было не к чему и не к кому, она воспользовалась другим способом, подсмотренным у жрецов.
Мерно покачиваясь в такт приплясывающему дождю, она положила в рот большой палец руки и затянула нечто среднее, между «а», «о» и «у». Потом родилось положенное четверостишие-вопрос:
– Мы немы, немощны и глухи,
Мы слепы без своих начал.
О, Боги, нелюди и духи,
Скажите, кто меня зачал?
Она ничего не почувствовала. Тогда она открыла глаза и огляделась вокруг. И тут Дану увидела среди почти голых ветвей колючих кустов застрявший лист дуба. Значит, дерево было недалеко. Дуб в окружении боярышника – это именно то, что нужно. Через минут десять она его увидела на берегу ручья, где пасся её конь. «И незачем был лезть в чащу. Ведь сразу приехали, куда нужно». Она даже рассмеялась, заметив на дубе дремлющую омелу. Теперь всё получится. Более всего она боялась увидеть сейчас Риголла. Она понимала всю нелепость предположения, что тот может оказаться её отцом, но на всякий случай, следовало знать.
Встав под деревом, она сосредоточилась и повторила свою попытку. Опять безрезультатно. Что-то она делала не так. Очевидно, нужно было придумать новое четверостишие, и, ах, да жертва. Маленькая жертва.
Она снова обхватила одной рукой дуб, прикусила зубами большой палец другой руки и запела:
– Я принимаю этот мир
Его начало и конец
Вода, огонь, земля, эфир,
Скажите, кто был мой отец!
Пропев песнь, она сильно сжала зубы и прокусила свой палец до крови. Потом она вынула его изо рта и поднесла к ягодам омелы. И, когда белое стало красным, дождь разорвался на облака перед её глазами. Где-то сверкнули молнии, очень близко к её рукам, ветер взвыл, как пёс, потерявший хозяина. И она увидела с ужасом для себя высокого мужчину со светлой длинной бородой и горбатым носом. «Не может быть!» – кричала её душа! «Это неправда!» «Действительно неправда!» Это был не Риголл! Очень похож, но не он. Она даже вспомнила: однажды, когда была жива её мать, он приходил и приносил подарки всему табору. И был праздник, который закончился ужасной дракой, потому что её приёмный отец чуть не зарезал этого человека, а мать помогла ему, этому монаху…. Да, это был сумасшедший монах, принесший цыганам новую весть про единого бога и его сына….
– Спасибо тебе, Бог, которого я не знаю! – крикнула Дану, и её конь заржал в ответ.
Другого вопроса она решила не задавать. По крайней мере, прямо сейчас. Она так устала за последнюю неделю от праздников, от сомнений, от принятых решений и от мыслей, бесконечно бодрствующих в её голове, даже во время короткого отдыха, что хотела только одного: нескольких часов сна в одиночестве. Под корнями дуба она нашла довольно глубокую нору. Хозяина не было, зато было всё приготовлено для того, чтобы можно было согреться и забыться. Дану забралась как можно глубже, свернулась калачиком на сухой подстилке из листьев и закрыла глаза. Всё было хорошо. Она узнала достаточно, чтобы сделать задуманное. А сейчас только спать. Но не получалось. Она перевернулась на другой бок, потом ещё раз, потом решила немного подумать специально о чём-нибудь приятном. Например, помечтать о встрече с Риголлом. Иногда такие немного смущающие, предназначенные исключительно для личного пользования, грёзы помогали довольно быстро окунуться в мир снов. Она вспомнила его лицо, руки, а потом и слова Риголла, произнесённые на одном из уроков о том, что в жизни каждого человека наступает момент, когда он может получить ответ на любой вопрос, не прибегая ни к каким заклинаниям, оракулам и гаданиям. Нужно просто почувствовать и понять, что ты хочешь узнать на самом деле, что важно только для тебя. И глаза её мгновенно открылись. Ну, что ещё?! Любит её Риголл или нет, сейчас не важно. Она ему не безразлична, а остальное решится. Семья, где она родилась, тоже больше не волновала её. Ах, да – её вина…. Но ведь, Риголл ей всё объяснил, и её вполне устроили его объяснения. К тому же, порча или особенность, проклятье или дар, всё равно, это перестало быть главным вопросом. Это больше не мешало жить. Тогда, что?
Она перевернулась на спину – всё тело ныло, оно нуждалось в покое, оно было истерзано мыслями, как будто избито прибоем. Как будто она была рыбой, слишком неосторожно подплывшей к самому берегу и выброшенной рассерженной волной на песок в наказание. Но что-то или кто-то поднял скользкое тело и снова уронил его в океан. Так что было хорошо, но ещё немного больно и беспокойно.
И она увидела эту рыбу, как отражение в воде.
– Кто ты?
– Я – ты.
– Я твой сон?
– Я – твой сон.
– Как же может присниться то, чего ты не знаешь?
– Как же можно придумать, создать то, что есть?
– Ты была до меня.
– Я буду и после, когда ты будешь снова.
– После. Это в другой жизни?
– Другой жизни не бывает.
– Что же такое смерть?
– Это конец строки вечно поющейся песни озарения, чтобы не терялся смысл.
– Чтобы начать другую строку?
– Чтобы продолжить.
– Но почему рыба?
– Я тоже спрашиваю, почему человек?
– Почему дождь?
– Почему ветер?
– Почему огонь?
– Почему сон? Чей? Или мы все этого сна?
– А он наш.
– Наш, а мы его….
Волны баюкали её тело. Корни дуба с землёй укрывали её от дождя. Чтобы он не мешал ей спать. Огонь согревал её руки….
Пламя, обрушившееся на ветку в моей руке, подобралось к самым пальцам, и, обжегшись, я потеряла из виду и Дану и рыбу. Я не получила ещё ответа! И я взяла ещё одну ветку и протянула её огню. Он согласился…
Она проснулась от глухого стука и от того, что мелкие комочки земли ударили её по щекам. Это конь бил копытом у входа в нору, чтобы вырыть оттуда Дану. Она выглянула наружу. Конь поднял свою лохматую голову с непричёсанной, спутанной гривой и весело заржал.
– Ладно. Уговорил. Сейчас расчешу тебя. Где ты умудрился так испачкаться?
Она омыла коня в ручье, расчесала его, вынула из длинных волос колючки и ветки. На лодыжке она заметила рану от укуса.
– Ах, вот в чём дело! Ночью явился хозяин норы, и ты не пустил его. Надеюсь, не убил?
Конь замотал головой.
– Ну и хорошо. Нору мы ему освободим. А рану твою залечим. Давай ногу.
Конь поднял больную ногу, и Дану приложила к ране мазь, которую всегда держала при себе и которая очень быстро заживляла любые болячки, особенно если немного пошептать.
– Постой спокойно, и скоро боль пройдёт, и мы поедем.
К полудню они были уже довольно далеко от норы, в которой ворчал и копошился старый волчара – бирюк, приводя её в порядок после непрошенной гостьи.
Дану хорошо выспалась ночью, но это не мешало ей снова задремать на спине своего друга и проснуться только к вечеру, когда уже знакомый лес приветствовал их, помахивая почти голыми ветвями деревьев. Ещё около часа пути оставалось до землянки Риголла.
Она остановила коня. Чем ближе была их встреча, тем больше она волновалась. Она пыталась прогнать никчёмные сомнения, не имеющие никакого значения. Но они, как колючки репейника в лошадиной гриве, запутывались в её мыслях. А вдруг он просто прогонит её, ведь она нарушила кельтские законы. Или он там, в своём доме, не один. Вдруг он потому и уехал так быстро, спихнув её Олафу, что его кто-то ждал. И она не выдержала. Она снова попыталась пропеть четверостишие. Чтобы узнать его намерения. Но как она ни старалась подобрать слова, как ни кусала свои пальцы, как ни резала их острыми осколками камня, ничего не получалось, как будто она кричала в воде. Или в пламени. «Он закрылся от меня. Он знает, что я буду спрашивать!» – думала она в отчаянии. Оставалось последнее – прийти к нему.
Друид оглянулся на шорох копыт в увядающей траве.
– Что ты здесь делаешь?
«Я люблю тебя!»
– Что ты здесь делаешь?
– Я люблю тебя!
Риголл слегка пошатнулся и на мгновение замер, услышав её голос. Впервые.
– Ты – жена Олафа.
– Я не жена ему.
Она подошла к нему очень близко, ближе, чем расстоянии руки, согнутой в локте. Они почти касались друг друга.
– Я не стала его женой.
– Почему?
– Я же сказала. Я люблю тебя. А он Ингрид.
– Ингрид? Я знал…. Но это было раньше. Пока не появилась ты.
– Даже самому мудрому не открывается истинность чувств?
– Ты преувеличиваешь.
– Насчёт чувств?
– Нет.
– Тогда ты преуменьшаешь.
– Тебя всё равно будут искать.
– Зачем? Мы обо всём с Олафом договорились.
– С Олафом, но не с его семьёй.
– Риголл, пожалуйста, если я не нужна тебе, неприятна, не нравлюсь, просто скажи это. Прогони, а лучше убей. Принеси в жертву своим богам, как…, кого вы приносите в жертву? Я не могу без тебя! И я… хочу тебя. Тебе не может быть всё равно?