Соло тишины
Шрифт:
– Одно дело, когда ты идёшь с родителями, другое, когда втихаря, – возразила она. – ведь я уже взрослая, и мне надоело спрашивать у них разрешение.
Человек подумал, что он в детстве был совсем не таким, и ему очень важно было одобрение мамы, да и взрослых вообще он особенно уважал. Сейчас бы даже хотел повоспитывать эту наглую, повзрослевшую раньше времени малышку, однако чувствовал – это ему вовсе не по силам, потому что соображает он уже с большим трудом… Весь этот день его ужасно утомил – быть преступником оказалось чрезвычайно тяжело, к тому же если ты по натуре вовсе не злодей и никогда никому не делал ничего плохого, а наоборот, как по Библии,
Он вспоминал себя таким вот ребёнком, неуклюжим и неуверенным, робко стоявшим на уроках физкультуры возле самой стены позади всех… Учитель всегда выискивал его взглядом и упрекал, что он не вырастет настоящим мужчиной, не сможет постоять за себя, потому что совсем не старается быть смелым и ловким. Тогда он не понимал, зачем ему лазить по канату, перепрыгивать через какого-то там коня, бегать эстафеты, бросать что-то, стараясь попасть в цель или дальше всех… Разве может это пригодиться в жизни? Это вовсе не нужно! Разумеется, если только не планируешь стать военным или полицейским. Но он не планировал. Поэтому и не старался превзойти всех. Ребята даже смеялись над ним, потому что брошенный им мяч часто падал прямо сразу к его ногам, а с эстафетной палочкой он бежал, не зная куда её девать, по две дистанции.
Зато в минувший год ему пришлось постараться – он научился и ловкости, и быстроте. Стал попадать в цель. Ещё научился приготавливать воспламеняющийся раствор и теперь с уверенностью бы сказал, что для всего этого не нужны никакие учителя. Просто этому учит сама жизнь. Или нет, не так – это слишком грубо. Жизнь просто загоняет в угол, ставит в тупик, и учиться многому тогда приходится самостоятельно.
Он посмотрел на эту малышку, идущую рядом с ним, подумал, что тратить деньги она в скором времени обязательно научится – этому её тоже научит жизнь. Тогда потребуется ей ой-ой как много, и она несомненно станет просить деньги за своё молчание снова и снова. В общем, ситуация у него складывалась безвыходная, однако убить крошку не поднялась бы рука. В самом деле, разве можно убить ангела?
Снова он пожалел, что связался с ней. Надо было просто убежать, ведь дети ужасные выдумщики, и даже если бы она стала рассказывать всем об увиденном, маловероятно, что ей бы поверили. В общем, мысли путались и он чувствовал, как усталость усиливается. Просто наверняка ни один преступник, даже очень опытный, не совершает по три преступления за один день… Порой обычные люди второй раз из дома-то ленятся выйти за один свой выходной… А тут – такое!
Однако злоумышленник был вовсе не обычным преступником – в своём настроении он каждый день улавливал особую музыку, и всегда она звучала по-разному. Так и содеянное в сегодняшний вечер казалось ему единым и неразрывным, своеобразным аккордом, в котором обязательно должны быть три ноты, иначе он не зазвучит как положено. Но теперь он чувствовал – аккорд звучит! И сложился он удивительно гармонично. Хотя это был самый тяжёлый, низкий звук всей его жизни, которую он часто сравнивал с ошеломляющей длинной симфонией, которую составляли разные голоса, потому что исполнял её оркестр. Ведь в самом деле в своей жизни каждый человек мог вести только сольную партию, но обязательно нужны были и те, кто станет ему подыгрывать. Девочка сейчас именно подыгрывала, и он тоже подыгрывал ей.
Возле самой двери его квартиры она немного стушевалась, забоялась последовать за ним – видимо в ней уже пробудилась доля настороженности, неизменно
– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал спокойным полушёпотом, и это действительно не подразумевало обман.
Для себя он решил: придумай хоть что ещё эта малышка, он ни за что не причинит ей зла.
Девочка впорхнула в квартиру, а он подумал о том, что даже не знает, как обратиться к ней по имени, однако не поспешил спрашивать, ведь ангелом можно быть и безо всяких имён.
– Как сильно у тебя здесь захламлено, – деловито заметила малышка, осматриваясь, и добавила. – мусор хоть иногда надо выбрасывать.
– Это не хлам и не мусор, – возразил хозяин квартиры. – это мои вещи. Просто я живу очень бедно, а бедные люди редко что-либо выбрасывают, они всегда уверены, что непременно всё, даже ставшее ненужным, когда-нибудь может снова пригодиться.
– Значит ты бедный, – с досадой подытожила девочка и наморщила носик. – и значит много денег ты мне не сможешь дать.
Преступник не сдержался и даже засмеялся от этой её наивности, думая о том, что она сейчас полностью в его власти и он может сделать с ней всё, что захочет. Она же, глупышка, рассуждает о каких-то деньгах.
– У тебя так много музыкальных инструментов, – заметила девочка и слегка смущённо спросила. – а они все настоящие?
– Разумеется настоящие, – воскликнул человек и взял в руки гитару.
Гостья остановила его жестом и указала своим нежным пальчиком на домру, потом сказала:
– Сыграй вот на этом.
– Я не очень умею, на таком инструменте в основном играют женщины, – возразил музыкант и потянулся к балалайке.
Девочка нахмурилась и покачала головой.
– Тогда вообще ни на чём не играй, – сказала она. – я не люблю самодельную музыку.
– Ты хотела сказать – самодеятельную? – поправил человек.
– Нет, что я хотела, то и сказала, потому что вся музыка самодеятельная, а самодельная та, которую играют всякие любители у себя дома, это как орать песни без голоса – только слух режет.
Она продолжала осматриваться дальше и заметила детские маленькие гусли.
– Зачем они тебе? – спросила удивлённо. – разве у тебя есть дети?
Детей в самом деле не было и человек удивился в свою очередь, как точно она это определила.
– Просто я очень чутко воспринимаю разные звуки, а один инструмент не может воспроизвести всего многообразия, – сказал он.
– Поэтому и придумали оркестры?
– Скорее всего, – согласился человек, хотя на самом деле никогда не задумывался об этом.
– А ты значит – композитор?
– Нет, до этого не дошло, но может быть когда-то что-нибудь напишу.
Девочка взяла в руки гусли и провела по струнам медиатором. Пыль взметнулась снизу и причудливым облаком поднялась над струнами. Человек неожиданно вздрогнул, услышав, как торопливо зазвучали одна за другой все звучные ноты и этот звук показался теперь неожиданно громким в тишине его квартиры.
Потом он вздрогнул ещё раз, будто невидимый кто-то провёл другим медиатором по всем его нервам, по всем сухожилиям и венам, и звучание струн показалось неожиданно тонким, звенящим и совсем не вписывающимся в звуки современного мира. На таком инструменте вправду мог играть только ангел. Он даже вспомнил своего давнего товарища, которого когда-то хотел удивить игрой на балалайке – но тот лишь скептически пожал плечами и сказал, что её звучание похоже на какой-то скрип и совсем неприятное. Сейчас вот также что-то надрывно заскрипело от звука гуслей в его сердце.