Солженицын и колесо истории
Шрифт:
«По-моему, «Один день…» – из тех явлений литературы, после которых невозможно вести речь о какой-либо литературной проблеме или литературном факте, так или иначе не сопоставив их с этим явлением».
<…>
Начало июня 1963 г.
На редколлегии обсуждали «Чуму» Камю, хотим попробовать все же ее напечатать.
Говорили о новом рассказе Солженицына «Для пользы дела». Удивительно, что всякий раз этот писатель поворачивается по-новому. Вот что значит талант! Одна только подробность нехороша (тут мы все сошлись). Не надо, чтобы негодяй директор был еще и своекорыстен. Это мельчит смысл. Ну да Солженицын найдет, как поправить.
<…>
4. VI. 1963
Вечером
Говорили о его рассказе. Мне показался натянутым мотив выгоды, личной материальной выгоды для директора, отбирающего у техникума новое здание. Это лишнее. Неожиданно легко он согласился.
Сказал и об искусственных словечках, избыток которых, на мой взгляд, только мешает. Часто эти словечки придуманы изобретательно, дают эффект. Но не отвлекают ли они от существа дела? Отмечаешь про себя при чтении: «Ах, как ловко, даже щегольски сказано!» А читатель не должен бы специально замечать эти красоты у глубокого писателя.
Солженицын говорит, что только что, в Солотче, перечитывал Чехова и что даже у него, скажем в «Ариадне», встречаются небрежности в языке. Я заступился за Чехова и сказал, что по мне любая его зрелая вещь куда выше блистательного в литературном смысле Бунина (недавно я перечитал «Жизнь Арсеньева» и не смог восхититься). Солженицын согласился, что у Бунина, при всех его достоинствах, есть какая-то неприятная ограниченность и самодовольство старого барина.
Александру Исаевичу не откажешь в наблюдательности; он посмотрел на меня сегодня пристально и спросил: «Почему вы хромаете?» – а ведь, этого, кажется, никто не замечает.
7. VI. 1963
Возмущались в редакции клеветой на Солженицына. В Ленинграде, в редакции «Звезды» некто Дьяков публично утверждал, что Солженицын попал в лагерь не за политические разговоры, а как предатель. «Какие мерзкие, гнусные люди, – говорил Александр Трифонович. – Мы им этого не простим».
11. VI. 1963
Солженицын подарил мне выпущенный «Советским писателем» на скорую руку «Один день…». Издание действительно позорное: мрачная, бесцветная обложка, серая бумага. Александр Исаевич шутит: «Выпустили «в издании ГУЛАГа»».
6. VII. 1963
Болтун-цензор Виктор Сергеевич Голованов – колоритная фигура в нашей нынешней жизни. Его резиденция в Гослитиздате, и Светлана [55] понесла подписывать к нему книгу Макогоненко о Пушкине, которую она редактировала, а Голованов неожиданно разоткровенничался – о «Новом мире» говорил, о Солженицыне, словом, обо всем.
Он, как нарочно, из журналов цензурует нас и журнал Московской патриархии. «Что вы думаете, у них тоже бывают ошибочки, – объяснил он Светлане. – А в «Новом мире» меня все любят, и Б.Г. Закс, и А.И. Кондратович… Товарищи по Главлиту говорят мне: да брось ты этот журнал, с ним одни неприятности, вот выговор схватил за «Тройку, семерку, туз» Тендрякова. А я не бросаю, это дело интересное и важное. С Александром Трифоновичем у меня хорошие отношения. Я все разговоры с ним записываю, на всякий случай… Вот в этом сейфе тетрадь хранится… А Солженицына новый рассказ («Для пользы дела») – сложный: здание у детишек отбирает номерной институт, а ведь мы все для обороны делаем, готовы на любые жертвы… А тут детишек жалко… Ну, номерной, во всяком случае, придется им переменить – напишут просто НИИ, но ведь и это, по существу, не годится…».
55
Лакшина Светлана Николаевна, моя жена, работала редактором в Гослитиздате.
<…>
К общему удовольствию я пересказал сегодня весь этот разговор Александру Трифоновичу и Заксу, предварив воспоминанием, как в Ташкентском аэропорту, в клозете ресторана, один пьяный говорил другому, смачивая затылок холодной водой над грязным умывальником. «Н-нет, все это оч-чень сложно… Тут надо знаешь как стараться… Я 20 лет в контрразведке служу и знаю, что главное – это держать язык за зубами».
<…>
9. VII. 1963
Цензура держит, не подписывая, рассказ Солженицына. На запросы отвечают: «Читаем». Возник в редакции разговор, сколько потребно времени, чтобы прочесть рассказ в 2 авторских листа? Кто-то заметил: «Да его мигом проглотят – это же интересно».
А Твардовский: «Кузьма Горбунов, когда был политредактором, так рассуждал: читаешь материал и вот по строчкам ползешь, все скучно, знакомо. Вдруг чувствуешь, что стало интересно, – вооружись. Пока идут цитаты, пересказы классиков марксизма-ленинизма – можно глазами скользить, все в порядке, а как заинтересовался – тут что-то не то… Я всегда на себе проверяю».
С Дементьевым и Александром Трифоновичем пошли после работы закусить на верандочку в Столешниковом. (Когда-то там был «Красный мак», а теперь забегаловка от «Урала».)
Вспомнили по какому-то случаю о паскудных нападках на Солженицына. «Я могу сказать, как Кутузов, – заявил вдруг Александр Трифонович, – «будут они у меня конское мясо есть». Попомните мое слово, так и случится».
<…>
15. VII. 1963
Рассказ Солженицына подписан цензурой. Вымарки пустяковые: слово «забастовка», еще что-то в этом духе. Тип «волевого руководства» – забрано в кавычки.
19. VII.1963
Подписан к печати № 7.
В номере:
Е. Драбкина. Удивительные люди.
А. Солженицын. Для пользы дела.
Н. Мельников. Строится мост.
Стихи В. Шефнера, М. Алигер, М. Танка.
Статья Е. Дороша «Воспоминания о Маяковском».
Рецензии А. Туркова, Ф. Светова, Т. Мотылевой.
26. VII.1963
<…>
Отправился сегодня из дому в редакцию – и вдруг чудесное зрелище: через улицу Чехова идут три ослепительных джентльмена – Твардовский, Некрасов, Солженицын, – все чистенькие, бодрые, деловые. Шли от редакционной суеты потолковать на улице. Позвали меня, и дойдя до Страстного бульвара, мы расположились на скамейке, спиной к моему дому.
Солженицын, явившийся в белом картузе, в каком в чеховские времена ходили землемеры и помещики средней руки, жаловался на нездоровье, головные боли. Сказал, что пишет нечто, осенью, быть может, привезет показать и для этой работы пропадает в библиотеке. В Москве оказалось невозможным заниматься, все узнают его, так он приспособился ездить в Ленинград, сидит там в Публичной библиотеке и очень доволен.
<…>
25. VIII.1963
Я начал вплотную заниматься давно задуманной статьей о Солженицыне. Идет туго. В голове сумбур, но сумбур не бесплодный.