Сомали: Черный пират

Фарах Рабле — сын местного бизнесмена, поднявшегося на торговле бананами и апельсинами — сидел рядом с безвольно лежащим негром со странным именем Бинго. Эта фамилия здорово напоминала стёб.

Рабле обучался на врача в Европе, точнее во Франции, выбрав своей специализацией лечебную терапию. По окончании учёбы он надеялся занять достойное место в Джибути и получить обширную практику, но не случилось.

Ещё в годы учёбы Фарах пристрастился ко многим вещам, о которых обычный негр

Да и судьба самого Фараха висела на волоске... Угораздило же его связаться с Народным движением освобождения! И вот он арестован и ждёт суда. Не помогли ни связи родителей, ни деньги. Потому как в борьбе за власть судьба рядовых солдат революции (а проще говоря обычных «пешек») мало волнует тех, кто по головам идёт к своей цели. Вот он и сидел сейчас в тюрьме, ожидая приговора суда. Поговорить оказалось не с кем, единственный, кто показался ему достойным уважения, был Башир Бинго. Остальные просто…

Скоро суд. Прождав неделю, Фарах с удивлением узнал, что суд над ним и Бинго состоится в один день, и судить их будет один и тот же судья. Что это, как не счастливое совпадение?! Ведь он сколько раз желал, чтобы они держались вместе. Рабле чувствовал, что только рядом с этим необычным парнем сможет выжить здесь.

— Бинго, а ты откуда? — решился он спросить, когда тот наконец-то очнулся.

Но вместо ответа, Бинго буркнул:

— Мою пайку забери, а то у меня уже от голода живот к спине прилип.

— Да, конечно, — Фарах не посмел возразить этому странному и страшному человеку.

И когда принесли еду, передавая через окошко двери железные миски, Рабле подошёл к раздаче и робко попросил пайку на Бинго.

— Пусть сам берёт, — ответил ему охранник.

— Эй, ты! — с лежанки раздался негромкий голос Бинго, и царивший шум мгновенно стих, так что можно было услышать, как чавкают в соседней камере получившие свою пайку арестанты. — Если я сейчас встану, то ты завтра сдохнешь, понял?

Лицо колдуна исказила гримаса ненависти, превращаясь в уродливую маску какого-то древнего демона. И Бинго, не удовлетворившись этим предупреждением, что-то неразборчиво забормотал.

Никто ничего не понял, но все сокамерники отшатнулись, прильнув к стенам и мимикрируя под кладку от греха подальше. Раздатчик посерел, хлопнул половником по железной миске и наполнил её до краёв.

Рабле поправил очки на изможденном лице, взял миску в руки, схватил ложку и отнёс всё на кровать к Бинго. Сам Рабле представлял собой худосочного типа с довольно приятными чертами лица и густыми чёрными волосами. Признаком ума у него являлись очки, но он и вправду обладал довольно хорошим интеллектом и освоил профессию врача в числе первых среди своих товарищей.

С этого времени Рабле окончательно решил держаться поближе к странному негру, которого боялись все в камере, а охранники опасливо косились и предпочитали не связываться. Хотя, казалось бы, чем мог им угрожать избитый и измочаленный пытками обычный негр? Но факт есть факт.

Бинго поел, потом аккуратно отрыгнул в кулак и откинулся на куцую подушку.

— Что ты у меня спрашивал?

— А ты откуда? — повторил свой вопрос Рабле.

— Из Сомали.

— А из какого клана? — с затаённым ожиданием спросил он.

— Роду-племени я дир, а принадлежу к клану исса. Да мне, собственно, наплевать к какому клану я вообще принадлежу, — неожиданно разозлился Бинго. — Клану плевать на меня, а мне плевать на клан, так что всё по-честному. У нас с ним паритет. Он мне ничего не должен, а я ему.

— Но как же так?

— А вот так. Ладно, а теперь ты расскажи: как сюда попал? Что-то мне подсказывает, что за убийство…

— Что?! — Рабле на минуту подавился словами от возмущения, но посмотрел в смеющиеся глаза Бинго и всё понял.

— Я политический, — грустно поведал он Бинго. Реакция его нового, как он полагал, друга оказалась непредсказуемой.

— Политический?! Ой, не могу, ты что Троцкий или Ленин?

— Кто такой Ленин?

— Ты ж во Франции учился?

— И что? Я не знаю, кто такой Ленин.

— Ну, это вождь мирового пролетариата. Во всяком случае, по мнению русских и китайцев.

— Нет, не слышал я о таком вожде.

— Ладно, не слышал и не слышал, забей! Я понял, кто ты. Против режима боролся?

— Нет, не боролся, просто выступил против пыток в своей стране и вот загремел сюда, даже родители не смогли мне помочь, а они очень влиятельные. Меня и самого здесь уже пытали, но больше для острастки, чем по необходимости. Я же ничего не сделал и не знаю.

При слове «пытали» лицо Бинго вновь чудовищно исказилось, и тесную камеру буквально затопила такая волна звериной ненависти, что Рабле невольно отшатнулся. Ему стало страшно, казалось, перед ним сидел не человек, а дикий зверь. Очень жестокий и циничный зверь. Через пару минут маска жестокости сползла с лица Бинго, и он хриплым, ещё клокочущим от гнева голосом сказал:

— Ты правильно сделал. Молодец. Уважаю. Если будешь держаться меня, то выживешь. Чувствую, нам обоим впаяют на полную катушку, а сидеть в тюрьме у меня нет никакого желания. И уж точно не десяток лет.

— Не знаю, но я уже не надеюсь на лучшее.

— Я тоже, но будем ждать суда. А там что-нибудь придумаем.

С этого времени они действительно сблизились, подолгу разговаривали, не особо общаясь с остальными сокамерниками. Правда, другие порой тоже добивались внимания и даже получали его, отчего потом старались не приближаться. Бинго очень быстро навёл порядок, не давая спать одному из самых наглых. Но зато отныне в их камере все получали свою пайку еды согласно установленным порциям. В других же камерах царил форменный закон джунглей: кто сильнее — тот и прав.