Сомнению всегда найдется место
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что ВЫ будете жить в доме?
Она не отвела взгляда:
– Да, когда с разводом будет покончено, мы поженимся, и я перееду к нему. Ты тоже сможешь там жить, если захочешь.
– Нет уж, – прошипела я, – как-нибудь обойдусь без его милостей.
Однако не обошлась. С ногой было очень плохо. Ампутация больше не угрожала, но искореженные мышцы страшно болели, и я не могла нормально ходить, просто ковыляла. Разница в длине ног была весьма ощутимой, и прокладка в обуви не спасала. Видя мои мучения, мама не сидела, сложа руки. Узнав о новой ортопедической клинике, она устроила меня туда. Конечно, лечение оплачивал дядя Гриша. Я понимала, что нельзя быть такой свиньей – с одной стороны, презирать его, а с другой – принимать его помощь, поэтому стала вести себя с ним более приветливо, а потом и на самом деле лучше относиться. В конце концов, мама с ним счастлива, а папу все равно не вернуть. Хотя какой-то холодок в душе остался, к ним
Лечение в новой клинике стало для меня поворотным. Во-первых, ногу удалось удлинить, и теперь разницу в длине ног можно было компенсировать прокладкой в обуви. Во-вторых, с помощью специальных упражнений и физиотерапии почти полностью удалось избавиться от боли. И в-третьих, на тот момент самое главное, там я встретила Пашу, который заставил меня вновь ощутить радость жизни. Павел Сергеевич Власов был талантливым хирургом и моим лечащим врачом. Я поступила в клинику в ужасном состоянии – и не только в физическом, но и в моральном. Мой мир разрушился, и я не знала, чем и зачем жить дальше. Да еще непрекращающаяся боль и осознание себя инвалидом. Он не только лечил мои немощи, но и всегда находил нужные слова, чтобы приободрить и вселить надежду. Все больные его обожали. Он был молод, чуть за тридцать, внешне хоть и не красавец, но довольно привлекательный, так что наше отделение в полном составе было в него влюблено. Однако я ни разу не слышала, чтобы с кем-то из пациенток у него были романы. Он был женат и имел двоих детей.
Тем временем я понемногу выплывала из черной дыры, даже стала строить планы на будущее. В Педагогический университет я так и не вернулась, как ни уговаривала меня Машка, моя ближайшая подруга и сокурсница, а ведь оставался всего один курс. У меня появилась новая идея – поступить на психологический факультет. За годы болезней и невзгод я здорово натерпелась и подумала, что теперь смогу понять всех страждущих и помочь им справиться с проблемами. Я вдруг почувствовала себя сильной и уверенной в себе. И надо же было такому случиться, чтобы именно в эту минуту я включила телевизор, а там как раз показывали конкурс бальных танцев. Камера то и дело выхватывала пару под номером десять, от них было невозможно глаз отвести, правда, партнерша несколько не дотягивала до своего партнера. Этим партнером, разумеется, был Олег. Я вдруг ощутила сильный укол в сердце. Думала, что Олег и бальные танцы в невозвратном прошлом, но стоило мне увидеть этот конкурс, как я с убийственной силой ощутила, чего лишилась. У меня на глаза навернулись слезы, но и сквозь них я продолжала наблюдать за скользящими по паркету парами.
Когда передача закончилась, я выключила телевизор и, зарывшись в подушку, стала рыдать. В это время Павел Сергеевич зашел меня проведать и, увидев мое состояние, присел на кровать и стал гладить по голове. Я оторвалась от подушки и впилась в него безумным взглядом:
– Скажите, а оставшиеся миллиметры… их можно преодолеть? Я согласна на любую операцию!
Он, продолжая гладить меня по голове, мягко сказал:
– Нет, кости не выдержат. Но тебе грех жаловаться. Теперь ты сможешь нормально ходить и вести нормальную жизнь.
Его ответ вызвал у меня очередной приступ рыданий. Он продолжал меня утешать, шептал какие-то слова, и я понемногу успокаивалась, чувствуя к этому человеку не только признательность, но и нечто большее. Вытерев слезы, я обернулась к нему, обняла и поцеловала в губы. Я заметила, как в его глазах мелькнула растерянность, потом глаза прикрылись, и мы стали целоваться. Так начался наш роман, который длился несколько лет. Я жила в родительской квартире на Херсонской, училась на вечернем отделении факультета психологии и нигде не работала, так что Паша, когда у него выдавался свободный часок, мчался ко мне. Я была влюблена, любима и счастлива. Переполнявшая меня энергия требовала выхода, и я устроилась на работу в рекламное агентство, где довольно быстро хорошо себя зарекомендовала. Однако наши встречи с Пашей стали более редкими, так как я постоянно была занята, а выходные он проводил с семьей. Я пропускала занятия, отпрашивалась с работы ради встреч с ним, но он ни разу не уклонился от семейных обязанностей ради встреч со мной. То у его сына соревнования, то у дочери концерт в музыкальной школе… Я стала раздражаться, не хотела делить его ни с кем, и наши отношения зашли в тупик. Однажды он высказался прямо и сказал, что семья для него на первом месте. Про себя я добавила, что на втором месте у него работа, а я, в лучшем случае, на третьем. В данном случае быть в призовой тройке я не считала почетным, и мы расстались.
У меня началась просто ломка, так я хотела его увидеть, не выдержала – позвонила, и мы опять стали встречаться, только что-то светлое, что связывало нас эти годы, ушло. После еще нескольких неудачных попыток мы расстались окончательно. Он настаивал на том, что, несмотря на разрыв личных отношений, по-прежнему останется моим лечащим врачом, но я больше за помощью к нему не обращалась. Он несколько раз звонил, приглашая на осмотр, но я так ни разу к нему и не пришла.
После
– Это деловое приглашение? – уточнила я.
– Не совсем, – улыбнулся он, потом добавил: – Форма одежды парадная, то есть вечернее платье и все такое.
До приема оставалось два дня, а у меня не было ни платья, ни туфель. После аварии из-за покалеченной ноги я постоянно ходила в брюках и сделанных на заказ кроссовках. Я с энтузиазмом занялась поисками подходящего наряда. На днях мне звонила приятельница и сетовала на то, что поправилась, а ей из Франции привезли такое роскошное вечернее платье! Я тут же позвонила и, узнав, что платье еще не продано, помчалась к ней. Платье и впрямь оказалось восхитительным – перламутровое, с сине-голубым отливом, облегающее фигуру и имеющее высокий разрез, по счастью, с правой стороны. Туфли к нему я тоже нашла – изящные, с высоким задником и ремешком, охватывающим лодыжку – как раз то, что нужно, чтобы спрятать компенсирующую прокладку. Я собиралась произвести неизгладимое впечатление на своего нового поклонника, чтобы он не забыл меня за время моего отсутствия, а времени на это оставалось в обрез. Прием должен был состояться в субботу, а в воскресенье я уезжала в санаторий в Белоруссию. Влад пообещал проводить меня на поезд.
Он заехал за мной в назначенное время, и по его взгляду я поняла, что неотразима. Я и впрямь чувствовала себя неотразимой. Сколько лет я так не наряжалась! А оказывается, мне этого очень не хватало. Несмотря на высокие каблуки, я не шла, а просто парила над землей. Взгляды моего спутника, которые я ловила на себе, добавляли высоты моему полету.
Прием проходил в большом зале роскошного ресторана, но я и там не затерялась, то и дело ловила восхищенные взгляды, а Влад раздувался от гордости. Шампанское лилось рекой, и я время от времени припадала к живительному источнику. Влад не пил, так как был за рулем, что, впрочем, не мешало ему веселиться и получать удовольствие. Когда дошло до танцев, я уже слегка захмелела, что добавило мне смелости. Один важный господин пригласил меня, и я присела в реверансе. Он был уже не молод, но как вскоре выяснилось, когда-то занимался бальными танцами, так что сразу увидел во мне родственную душу. Мы с ним исполнили почти весь обязательный репертуар – от вальса и фокстрота до самбы и ча-ча-ча. Только потом я заметила, что никто больше не танцует, все наблюдают за нами, а потом разразилась бешеная овация. После этого было еще немало знакомств и шампанского, так что, когда мы вышли из ресторана, я едва понимала, где нахожусь.
Влад подвез меня к своему дому и предложил выпить еще шампанского, а то ему якобы надоело поститься. Однако до шампанского у нас не дошло. Сразу в прихожей мы стали целоваться, а потом он подхватил меня на руки и отнес в спальню. Все было просто восхитительно. Я давно не чувствовала такой душевной и телесной гармонии, а наутро проснулась совершенно счастливой. Влад еще спал. Шторы в спальне были не завешены, и поздний луч зимнего солнца вот-вот должен был коснуться его лица. Я решила этому воспрепятствовать и накинула на себя его рубашку. В фильмах часто видела такие сцены, и всегда они казались мне ужасно пошлыми. Но вот, не удержалась. Было так приятно ощутить его тепло и запах. После вчерашних подвигов нога ужасно болела, я старалась ее не замечать и доковыляла до окна, но, не успев задвинуть шторы, что-то почувствовала и обернулась. Влад смотрел на меня, и в его взгляде я увидела жалость, смешанную с брезгливостью. Он переспал с калекой! Такое и в страшном сне не привидится! Через мгновение он справился с собой и уже улыбался:
– С добрым утром!
Я пробормотала что-то соответствующее и, прихватив свои вещи, вышла из комнаты, стараясь не разреветься и не хромать. При общении с Пашей мне не приходилось стесняться своей ноги, он знал ее лучше меня, более того, всегда смотрел на нее с удовольствием как на результат своей безупречной работы. Здесь совсем другое дело. Кое-как напялив все на себя, я вызвала такси, по счастью обнаружив рядом с телефоном квитанцию с адресом, а то я не знала, на какой улице нахожусь. Когда появился Влад, в длинном элегантном халате, свежий и безупречный, я уже вполне владела собой.