Сомнению всегда найдется место
Шрифт:
– Почему она беспокоилась за меня? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.
Я уставилась в окно, будто припоминая:
– Я спросила, как окружающие отнесутся к вашей связи, если узнают. Она считала, что плохо, но ее больше беспокоило ваше состояние, ей казалось, что вас что-то гнетет. Я предположила, что всему виной разница в возрасте, но она сказала, что здесь что-то другое. Ей хотелось вам помочь, но она не знала, как. – Я перевела дух и закончила: – В общем, что-то в этом роде.
– Она была очень проницательной, – тихо сказал Андрей, – вы даже себе представить не можете, насколько проницательной. – Вдруг его глаза полыхнули синим огнем, апатия его оставила, и теперь он пребывал в состоянии крайней экзальтации. – Как бы я хотел вернуться
Он стал прикуривать очередную сигарету, когда ему позвонили.
– Давай побыстрее, – резко сказал он, – через пятнадцать минут начинаем, – и положил телефон на подоконник, потом, наконец, прикурил.
Разговор иссяк, и мы направились в зал. Однако в зал я с ним не вошла, сославшись на то, что мне нужно спуститься на третий этаж. Впрочем, я его уже не интересовала, он был где-то далеко, в неведомом мне мире. Когда вслед за ним подоспевшая группа гостей скрылась за дверью, я быстро вернулась на место нашего перекура, схватила его телефон и спрятала в свою сумочку, она еле закрылась.
Мне нечасто приходилось выступать в роли оперативника, и всегда при этом я нервничала, но на этот раз меня просто трясло, я чувствовала себя воровкой. Спустившись на третий этаж, я заглянула в кафе, где заказала кофе и купила сигареты, потом прошла на огромную террасу. Она размещалась на плоской крыше соседнего здания, довольно высокое ограждение не давало упасть не всегда трезвым посетителям. Подход владельцев к оформлению этой части кафе был весьма оригинальным. В качестве столов использовали огромные катушки из-под кабеля, а роль пепельниц выполняли оцинкованные ведра, заполненные песком. Тут и там виднелись массивные скульптуры-трансформеры. Найдя свободный столик, я села на грубо выструганную табуретку и позвонила Максу. Он только подходил к галерее, так как долго не мог припарковаться. Я была в гневе, ведь он собирался приехать заранее! Счет идет на минуты, так все дело можно провалить. Я сказала, где можно меня найти, и закурила.
Вскоре Макс приземлился на соседнюю табуретку и уставился на меня, как зачарованный. Я уже забыла, что сегодня не в своем обычном виде, поэтому удивленно посмотрела на него.
– Нина, ты выглядишь…, – тихо начал он, но я его перебила:
– Хватит молоть всякую чушь. Времени в обрез. У меня его телефон. Аппаратура у тебя в машине? – он кивнул. – Быстро скинь информацию с телефона и верни его на место.
Я объяснила, куда следует его вернуть, потом добавила, что на подоконник класть нельзя, вдруг Андрей за ним уже возвращался. Около окна есть урна, надо положить телефон за нее. Когда все будет сделано, пусть мне позвонит, я буду ждать его звонка здесь. Макс быстро ушел, а мне принесли кофе, и я опять закурила.
Макс позвонил через пятнадцать минут, после чего я перевела дух и отравилась на четвертый этаж. Зал с фотографиями был уже битком забит народом, но Кирилл сразу меня заметил и подошел. Разговаривать было неудобно, так как в эту минуту куратор выставки, доцент из Академии Художеств, произносил вступительное слово. Я его почти не слушала, оглядываясь по сторонам. Потом достала фотокамеру и сделала несколько снимков, вдруг пригодятся. Затем слово дали Андрею. Все стихли. Было заметно, что он напряжен, но говорил он уверенно и не запинался. Сказал, что все, что сегодня мы увидим, и все, что он сделает в будущем, посвящено его жене. Затем – что благодарен Судьбе за то, что встретил ЕЕ, и ненавидит Судьбу за то, что она ЕЕ у него отняла. На первый взгляд, довольно пафосное высказывание, но выглядело оно искренним. Наконец ленточку перерезали, и все прошли в следующий зал.
Мы с Кириллом вошли в числе последних и наткнулись на застывшую толпу. Прямо напротив входа на перегородке почти в центре зала висел портрет Инны. Она была прекрасна! Нет, художник ей не польстил ни с возрастом, ни с чертами лица, но она была прекрасна. Все в ее облике было гармонично и совершенно, она излучала любовь, тепло и внутренний свет.
– Я не думал, что он так талантлив, – пробормотал
Я этого тоже не ожидала. Мне стало больно до слез, что у них с Инной такая трагическая судьба, и свои беды вдруг показались мелкими и несущественными. Тем временем послышались восторженные возгласы, все подходили к Андрею и поздравляли. Мы тоже подошли. Он выглядел оживленным, раскраснелся. Поблагодарил за поздравления, но поговорить не удалось, так как он вдруг стал очень популярен. Остальные картины в этом зале на меня никакого впечатления не произвели, но потрясение от портрета долго не проходило.
Куратор выставки прокомментировал предстоящий переход в следующий зал, который был посвящен танцам. О, это было пиршество Терпсихоры! Рисунки, акварели, пастели – все были посвящены танцам: классическим, бальным, народным. Некоторые из работ были выполнены просто мастерски. Инна об этих картинах не упоминала, видимо, именно за ними он ездил в Москву, когда она умерла. Андрей, несомненно, был очень талантлив. Он был в центре внимания, к нему то и дело подходили, пожимали руку и хлопали по плечу.
Незаметно появились музыканты, и куратор объявил, что сейчас выступят танцоры. Это идея Инны, сказал Кирилл. Все разошлись по краям зала, чтобы дать место артистам. И вот, они появились: Он и Она – стройные, красивые и вдохновенные. Мое сердцебиение внезапно участилось, в партнере я узнала Олега. Мне захотелось стать незаметной и спрятаться за чью-нибудь спину, но я не могла сдвинуться с места и оторвать от них глаз. Сначала они исполнили несколько современных танцев, казалось, что это импровизация, но я знала, что каждое движение отточено и отрепетировано до автоматизма. Про себя я невольно усмехнулась, заметив, что и эта партнерша не дотягивает до своего партнера, видимо, это проклятие Олега. Затем последовало попурри из всевозможных бальных танцев, и с этим они неплохо справились, публика принимала их восторженно. Программа подходила к концу, когда мы с Олегом встретились взглядами. Он едва не споткнулся, но высокий профессионализм помог ему справиться с ситуацией. Как только музыка смолкла, он ринулся ко мне, оставив партнершу посреди зала:
– Нина!
Я не знала, куда деваться, а он вытащил меня в самый центр и громко сказал:
– Это моя бывшая партнерша Нина Павлова. Таких больше нет! Сейчас мы исполним для вас… – Он посмотрел мне в глаза: – Танго?
Я попыталась выдернуть руку, но он держал меня очень крепко. Его нынешняя партнерша тем временем незаметно ретировалась. А он продолжал держать меня за руку, мы смотрели друг другу в глаза, и вдруг – последних десяти лет как ни бывало. Мне захотелось вновь ощутить волшебный полет. Пусть потом я умру, но сейчас исполню этот танец! Танго всегда было нашим коронным номером. Два года назад я без всякой подготовки исполнила почти всю бальную программу, правда, тот партнер был уже в преклонном возрасте, у нас не было сложных элементов, да и темп был невысоким. С Олегом все будет по-другому. Ах, была – не была! Все это мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я улыбнулась Олегу, а он дал знак музыкантам.
Прошлое не умирает, оно продолжает жить в нас, хотя часто мы и не подозреваем об этом. Казалось бы, с танцами я навсегда покончила, даже не вспоминала о них и не тосковала, но вот – наступил момент, и я уже себе не принадлежу. Наверное, специалисты скажут, что с такой травмой, как у меня, хорошо танцевать невозможно. Да, каждый день так танцевать невозможно, но один раз, собрав все силы и, выплеснув в кровь тонну адреналина, очень даже можно. Наш танец был огненным, страстным и исполненным наслаждения. Мы наслаждались музыкой, ощущением полета, ловкостью и послушностью своих тел и друг другом. Когда мы закончили, стены содрогнулись от аплодисментов. Требовали продолжения. Но я выдохлась, прощальная гастроль на этом закончилась. Олег сказал, что переоденется и вернется сюда. Надо поговорить. Я ничего не ответила, ужасно недовольная собой. В очередной раз я поступила непрофессионально – отдалась своим чувствам вместо того, чтобы делом заниматься.