Сомнительная полночь (сборник)

Купер Эдмунд

Он сдернул ленту, сорвал веселую обертку и обнаружил заводную куклу. У него вырвался крик отвращения.

— Ты не любишь играть в куклы? — с любопытством спросил Дед Мороз.

— А вы как думаете?

— Она умеет ходить и говорить.

— Да хоть бы летать и кричать.

— Терпение, друг мой. — Дед Мороз взял куклу, повернул ключ в ее спине и аккуратно поставил на пол. — Если она тебе не нравится, можешь выбрать другой подарок. Честный Проф. святой Николай — это я.

Кукла начала расти. Лицо увеличивалось,

глаза засветились, золотистые волосы упали на плечи… Кэйти!

— Кэйти, — хрипло прошептал он. — Кэйти, дорогая.

— Джон, — сказала она. — Я люблю тебя.

— Милая моя, это же чудо. Не будем спрашивать что и почему. Просто пусть так и будет.

— Джон, я люблю тебя.

Он посмотрел на картонный город, на милостивого Деда Мороза, на мешок с подарками.

— Пойдем куда-нибудь, где можно побыть вдвоем.

— Джон, — повторила она спокойно, — я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я…

— Перестань! — сердито крикнул он, но Кэйти не остановилась. Она продолжала произносить те же слова, так же монотонно, пока слова не потеряли всякое значение. Он обнял ее. Он попытался поцеловать ее. Но губы продолжали шевелиться и говорить.

— Черт побери. Перестань!

Дед Мороз вежливо кашлянул.

— Основная программа сведена к минимуму, — объяснил он. — В куклу много не уместишь.

— Черт вас возьми, она не кукла. Она…

— Не кукла, — повторила Кэйти. — Не кукла. Не кукла. Не кукла.

— Боже мой! Кэйти, дорогая, кто же ты?

Она улыбнулась лучезарно-неподвижной улыбкой:

— Я андроид. Я люблю тебя. Я андроид. Я люблю тебя.

Маркхэм в ужасе отшатнулся, закрыл лицо руками:

— Уходи, сделай милость.

Дед Мороз вздрогнул и дотронулся до ключа в спине Кэйти. Она умолкла на середине фразы и стала уменьшаться, пока не превратилась в маленькую неподвижную фигурку. Дед Мороз поднял ленту, расправил оберточную бумагу, тщательно запаковал ее и бросил сверток обратно в мешок.

— Некоторым людям трудно угодить, — с сожалением произнес он. — Попробуй еще, мой мальчик. Роза, как ее ни назови, все равно с шипами. Кукла поэтому всегда кукла. Посмотри, вот еще подарок. Вроде такой же, но другой.

Он протянул сверток, и Маркхэм, как в трансе, взял его. Кукла была Марион-А — с ключом в спине. Не в силах пошевелиться, он смотрел, как она растет.

— Я была перемоделирована по образу на фотографии, которую нашли в вашем кармане, — сказала она. — Предполагалось, что вам понравится сходство.

— Уходи прочь!

— Я нужна тебе, Джон.

— Уходи прочь.

— Ты не можешь жить без меня.

— Уходи прочь, проклятый андроид!

В ее глазах стояли слезы.

— Извини, Джон, но я человек.

— Что? — Он недоверчиво уставился на нее.

— В самом деле, что? — повторил Дед Мороз с искренней улыбкой. — Что такое жизнь, мой

друг? Это сказка, которую сочинил идиот, а рассказал гений, сказка, полная такого шума, такой ярости, что в ней практически все имеет значение.

Маркхэм в упор посмотрел на него:

— Гори все огнем, вы не Дед Мороз.

— Правильно, огнем адским. Я — Мефистофель, старый создатель игрушек. Я люблю переодеваться то тут, то там. — Он небрежно махнул Марион-А. — Усохни и умри, дорогая. Добрый джентльмен не хочет тебя… Да он вовсе и не знает, чего хочет.

— Бог мой! Я знаю, чего хочу, — уверенно сказал Маркхэм.

— Дьявол! Не знаешь! — Проф. Хиггенс сбросил красный плащ, под ним оказались хвост и раздвоенные копыта. Черты лица мгновенно изменились, теперь это было лицо сатира. Он отбросил крошечную куклу, в которую превратилась Марион-А, с силой, налитой адским огнем.

— Я предлагаю тебе жизнь, — сказал он с кротким милосердием. — А ты отказываешься.

— Не будьте проклятым шарлатаном! Вы предложили мне пару механических кукол.

Мефистофель засмеялся:

— Предложил. Я предложил тебе жизнь и любовь, а разве существует лучший символ, чем пара заводных кукол? Кроме того, что еще ты можешь хотеть?

— Я хочу правды.

— Не будь надоедливым шутником, милый парень. Такого зверя нет.

— Вы лжете.

— А разве все мы не лжем? Я, по крайней мере, умный лгун. Тем не менее я повторяю — такой вещи, как правда, нет.

Маркхэм презрительно рассмеялся.

— Доверьте дьяволу догму, — сказал он. — Но у меня всегда остается интуиция, и она говорит мне, что существует вечная правда.

Мефистофель насмешливо хрюкнул:

— Покупатель всегда прав, почти. Но я боюсь, что тебе придется дать определение вечной правды.

— Она крепкая, как город? — спросил Маркхэм.

— Конечно! — Мефистофель взмахнул рукой — и картонный Лондон превратился в колоду карт.

— Она прозрачная, как кристалл?

— Неоспоримо! — Мефистофель выпустил огонь из ноздрей, и кристаллические стены почернели, а потом разбились на куски.

— Она вечная, как звезды?

— Абсолютно! — Мефистофель посмотрел на потолок из черного бархата, и твердые остроконечные звезды превратились в снежинки, которые медленно падали, тая на лету.

— Какая бы ни была правда, я покупаю ее, — дико закричал Маркхэм, — и посмотрю на вас в аду.

Мефистофель улыбнулся:

— Дорогой мальчик, ты уже купил ее. Остается маленький вопрос с чеком на твою душу, что позволит назначить встречу в аду во время, которое еще никто не определил… Между прочим, сделка есть сделка, и ты получишь свою правду. Но тебе лучше постараться выиграть время.

— А зачем мне нужно время?

— Время, — сказал Мефистофель, растворяясь в собственном огненном дыхании, — чтобы понять.