Сомнительная полночь (сборник)
Шрифт:
— Я уже не в том возрасте, — сказал Маркхэм с иронией. — Танцы слишком энергичное занятие. Я бы предпочел тропические сады.
— Не будем лишать Алджиса удовольствия, — быстро отреагировала Вивиан. — Джон может одолжить для танцев твоего персонального андроида.
Норвенс не слишком радостно воспринял свою отставку, но Вивиан была непреклонна. Бросив недоброжелательный взгляд на Маркхэма, он пошел в Большой Зал с Марион-А, а Вивиан с Маркхэмом направились в сады, на крышу дворца.
Там было
Сады казались безлюдными. Вивиан привела его к маленькому искусственному холмику, где они и уселись, посматривая на луну.
— Норвенс влюблен в тебя? — неожиданно спросил Маркхэм.
Она засмеялась:
— Как определить любовь? Мы занимались любовью раньше. Возможно, будем делать это еще.
— Просто я не хочу вмешиваться, вот и все.
— Дорогой Джон, какой ты важный. Небольшое здоровое соперничество пойдет Алджису на пользу.
— Предположим, я не хочу соперничать?
— Тогда я тебя заставлю, мой стремительный пуританин, — вот так!
Она обхватила его лицо ладонями и страстно поцеловала, но Маркхэм не ответил на поцелуй.
— Очаровательно, — раздался голос из темноты. — Вы очень добросовестно помогаете ему ориентироваться в нашем мире, мадам, но, боюсь, это весьма сложная задача.
Соломон вышел из тени и смотрел на них с доброй улыбкой. Его присутствие, казалось, не обеспокоило Вивиан, но Маркхэм опять почувствовал, что в нем закипает злость.
— Дано разрешение удалиться, — сказал он с сарказмом.
Улыбка Соломона стала еще шире:
— Спасибо, сэр. Но, может быть, дочь Президента не лишит меня удовольствия и позволит задержаться на несколько секунд?
— Разрешение дано, — сказала Вивиан ровным голосом.
Соломон официально поклонился и обратился к Маркхэму:
— Я должен извиниться, сэр, за ту часть представления, которая могла обидеть вас, особенно за печальный инцидент — смерть Сильверо.
— Честно говоря, — сказал Маркхэм, — эта часть мне как раз понравилась. Будучи старомодным, я придерживаюсь странного мнения, что непростительно выставлять чью бы то ни было личную жизнь для публичного развлечения.
Глаза Соломона заблестели.
— И тем не менее, — сказал он, — разве это не было основной функцией ваших газет в двадцатом веке? Вы должны извинить меня, если я ошибаюсь. С сожалением вынужден признать, что моя программа по истории оставляет желать лучшего.
К своему собственному удивлению, Маркхэм засмеялся:
— Вы не первый, кто напоминает мне, что величайшим искусством двадцатого века было лицемерие. Но все же я предпочитаю свой сорт лицемерия
Соломон удовлетворенно кивнул:
— Все что угодно, сэр. Время, а именно сто пятьдесят лет, наконец освободило человечество от многих старых запретов.
— И цена этому, — добавил Маркхэм, — создание целого ряда новых.
— Что приводит к мысли о неправильном устройстве, — сказал Соломон. — А это, в свою очередь, напоминает о Беглецах.
— Предмет, который вы, очевидно, хотите обсудить в первую очередь, — заметил Маркхэм. — Продолжайте.
— Спасибо, сэр. — Соломон секунду помедлил. — В свете нашей предшествующей беседы мне пришло в голову, мистер Маркхэм, что вы можете поставить себя в очень опасное положение.
— В свете нашей предшествующей беседы, — холодно сказал Маркхэм, — я склонен согласиться с вами. Но, по моему мнению, источником опасности является не человек.
Соломон медленно покачал головой, как бы укоряя упрямого ребенка:
— Опасность исходит от Беглецов. Если они достаточно умны, они попытаются использовать вас как символ. — Он улыбнулся. — Все в республике знают, что у Спасенного типичное для двадцатого века отношение к работе, сексу, культурной и экономической свободе.
— У меня также есть твердые взгляды на неограниченное использование андроидов, — добавил Маркхэм.
— Именно так. Вот почему я думаю, что Беглецы будут пытаться сделать вас своим духовным лидером.
— Вы льстите мне.
— Я не запрограммирован на лесть, сэр. Но я знаю, что вас могут использовать как боевое знамя всякие психоневротические элементы, которые хотят насильственно изменить современное состояние общества.
— Если они достаточно сильны для этого, — заметил Маркхэм, — то современное состояние общества весьма уязвимо.
Соломон заулыбался:
— Мой опыт говорит мне, что люди, как таковые, не опасны. Опасны идеалы. Беглецы могут надумать использовать вас как воплощение своего идеала.
Маркхэм зевнул:
— Лично я не чувствую себя ни боевым знаменем, ни идеалом. Я себя чувствую обычным человеком, которого раздражает большое количество ходячей механики!
— Тогда я надеюсь, сэр, что вы не подвергнете себя опасности, позволив Беглецам идеализировать себя?
— А если подвергну?
— Тогда, сэр, в вашей личности придется сделать некоторые изменения — такие, чтобы вас не слишком раздражало большое количество ходячей механики.
— Спасибо за предупреждение. Я его не забуду.
— Спасибо за беседу, сэр. Я ее не забуду.
Он повернулся к Вивиан:
— Я должен извиниться за вторжение, мадам. Разрешите удалиться?
— Конечно, — сказала Вивиан. — Я думаю, Соломон, что вы не должны оценивать мистера Маркхэма по современным меркам.