Сон дядюшки Фрейда
Шрифт:
– Ишь как запела, – заржал Леонид, – не я первый войну начал. А кто на меня танком попрет, тот в дерьме утонет. Деревянко не прощает наездов! И кореша мне не нужны. Каждый умирает в одиночку.
– Идея настучать на вас принадлежит Рите, – захныкала Нинель, – я здесь ни при чем.
– Ах ты старая лошадь, – возмутилась Баркова. – На меня стрелки переводишь?
Дверь столовой заскрипела и приоткрылась.
– Борис Валентинович, – закричала Алиса, – Деревянко наркоту жрет, вон у него в руке дурь! Я видела, как он таблетки глотал.
Леонид отшвырнул блистер, тот перелетел через стол и угодил в тарелку
– Врут они, – завопил бывший комиссар, – все врут!
Дверь распахнулась шире, на пороге показался мини-пиг, шею Роджера украшало нечто вроде жабо.
– Блин! – подпрыгнул Вадим. – Свинья!
Я встала и подошла к неожиданному гостю.
– Это мой воспитанник, любимый поросенок Бориса Валентиновича, хозяин велел мне тщательно следить за ним.
– Какой милый, – засюсюкала Рита и тоже поднялась, – очаровательный.
– Ути малипусенький, – умилилась Алиса, – котеночек сладенький.
– Кис-кис-кис, – запел Вадим, протягивая руку к пустой корзине. – Хочешь хлебушка?
– Красивый, однако, – вплел свой голос в общий хор Леонид, – окрас удивительный.
– Никого лучше никогда не видела, – заломила руки Нинель, – какой хорошенький.
– Что у него на шее? – поинтересовалась Рита, снимая с Роджи «жабо». – Какая-то странная тряпка, влажная, вроде это искусственный бархат.
Я икнула. Балдахин! Не может быть! Каким образом здоровенный пылесборник сжался до размеров мужского кулака? Нет, это невероятно, просто Роджер где-то нашел обрывок ткани, а тот прилип к нему.
Рита расправила снятые с мини-пига лоскуты, я опять икнула. Нет. Это совершенно точно таинственным образом пропавший из моей ванной балдахин. Но почему он превратился в деталь интерьера для дома Дюймовочки?
– А-а-а! Поняла! Это не бархат, – деловито произнесла Баркова, – ткань называется «Итальянская равнина». Я, когда обустраивала наш с мужем новый дом, поддалась на уговоры дизайнера, он посоветовал повесить в спальне гардины из этого материала, сказал:
– Это самый лучший велюр, суперский, модный. И что? Через месяц на занавески налипла гора пыли, а когда их постирали, они сжались до размеров носового платка. Муж так злился! Орал: «Только дура стоеросовая могла отдать чемодан баксов за лохмотья с барахолки!» Я выяснила, что «Итальянская равнина» предназначена для отделки гробов, очень похожа на благородный бархат, но вовсе им не является. Выглядит ткань эффектно, но притягивает к себе пыль и, если ее намочить, а потом высушить, скукоживается до микроскопических размеров. Муж попытался судебный процесс против фирмы-изготовителя затеять, но ему объяснили: итальянцы не виноваты, что очумелые от жадности российские закупщики хапнули обивку для гробов за копейки, а потом продали ее за десятки тысяч наивным людям. Меня обманули, но муж все равно мне целый год ничего приобретать не разрешал. Даже на колготки ни рублика не давал, я ходила в рваных. Я эту «Итальянскую равнину» теперь ни с чем не перепутаю.
– Ясно, – выдохнула я и захлопнула рот.
Понятно, куда исчез балдахин, он просто съежился в небольшой комок, а любопытный Роджер заинтересовался им, начал тыкать в него носом, случайно закинул себе на шею и отправился гулять по дому.
Я горестно вздохнула. Дашутка, ко всем твоим проблемам прибавилась еще одна. Что будешь делать, когда Лика заметит отсутствие шатра над кроватью и станет задавать вопросы? Ну зачем я постирала балдахин? Великолепно бы под грязным поспала. В данном случае чистота совсем не залог здоровья, а верный способ его потерять. Меня накажут за порчу имущества. Думай, дорогая, как выкручиваться станешь.
Дверь опять скрипнула. Я схватила Роджера в охапку и отбежала в дальний угол комнаты. В столовую вошел Эпохов.
– Борис Валентинович! – хором воскликнули все, кроме меня и Гарри.
Хозяин подошел к столу.
– Молчать! Слушать! Владимир выяснил имя убийцы Ксении. Это один из вас.
– Мама, – пискнула Рита, – это не я.
– Не я, – эхом повторил Вадим.
Нинель Павловна начала шевелить губами и быстро креститься. Рита схватилась за щеки, Алиса захихикала, Деревянко вскинул брови и застыл с маской удивления на лице. Гарри привычно втянул голову в плечи и постарался стать невидимым.
– Идите в свои комнаты, – чеканил Борис, – выходить из спален запрещается. Если кто-то сунется в коридор…
Эпохов умолк.
– Поняла, – зачастила Рита, – конечно. Уже несусь.
Она ринулась к двери, но ее опередил Деревянко, он оттолкнул Баркову и первым выскочил из столовой.
Я вместе с Роджером покинула комнату последней, шла за Гарри.
Старик поднялся на второй этаж и свернул в левую галерею, мне надо было направиться в правую, но я, оглядевшись по сторонам, побежала в мансарду, очутилась в узком коридорчике, пошарила за батареей, вытащила спрятанную рацию, запихнула ее за резинку трусиков, поспешила к лестнице и увидела на верхней ступеньке Лику.
– Ты не поняла, что велено сидеть в спальне? – зло поинтересовалась экономка. – Борис Валентинович это нечетко объяснил?
У меня от страха вспотела спина.
– Пожалуйста, простите! В мыслях не имела ослушаться господина Эпохова. Но Роджер удрал на чердак, я побежала его ловить.
Лика посторонилась.
– Вали в свою нору. За порог не высовывайся. Усекла? Катакомбы ждут тебя.
– Да, да, да, – зачастила я, – конечно. Даже если пожар начнется, с места не сдвинусь.
Очутившись в комнате, я умылась холодной водой, села в кресло, держа в поле зрения закрытую дверь, вытащила рацию и нажала на цифру один.
– Это он, – раздался голос Бориса.
Я чуть не заорала от радости. Дорогое, любимое переговорное устройство! Спасибо, что ты сломалось, и отдельная глубокая благодарность Павлу, который забыл тебя в мансарде.
– Навряд ли, – сказала Лика. – Зачем ему это?
– Уехал утром за продуктами и не вернулся. Телефон не отвечает. Куда он подевался?
– Вероятно, машина сломалась, – предположила экономка, – так уже случалось. Помнишь прошлый Новый год? Ты тогда тоже разволновался, решил, что Федор сбежал. Хотя куда ему идти? Федя хорошо понимает, что за пределами поместья он никому не нужен. Мы его семья, ведет он себя безукоризненно, в гараже возится, что надо чинит, в дом не суется, он бирюк, один в своей квартирке вечера проводит. И тебе предан. Очень. Благодарен за подаренную жизнь.
– Сколько волка ни корми, он в лес смотрит, – перебил Эпохов, – я никому не верю.