Сон разума
Шрифт:
– Два часа, – произнесла Оксана, наконец, – два часа я терла нашу ванну. Посмотри на мои руки.
Оксана повернулась и продемонстрировала Уле руки. Каждый палец был похож на переваренную сосиску. Жутко сморщенную. Отвратительно белую.
– А когда я закончила, я наконец-то вздохнула с облегчением, – продолжала Оксана. – Я думала – это все. Думала, что теперь я могу отдохнуть. И вот в тот самый момент, когда я вымылась, как следует, мама вручила мне ершик.
Уля сжалась и с состраданием посмотрела на сестру.
– Вручила ершик и велела вычистить и наш унитаз, –
Ульяна. Не «Уля», не «Улька». Это звучало серьезно. Совсем как у мамы. Вот только Уля не собиралась оставлять все как есть. Она обдумывала этот разговор целых три часа, пока ее сестра приводила в порядок ванну и унитаз. Общего плана у нее не было, но кое-что Уля успела усвоить за свою не долгую жизнь и этому она научилась у отца: иногда извиняться приходится тому, кто дорожит отношениями в большей степени. И в этом деле порою стоит забыть про свое самомнение и гордость.
Собрав всю волю в кулак, Уля сделала неуверенный шаг вперед, затем еще один и еще, и крепко обхватила Оксану за талию, прижавшись к ней всем телом. Девушка вздрогнула и вздернула руки к лицу, словно опасаясь обжечься.
– Ты чего… – начала было она.
– Прости меня, сестричка, – вновь расплакалась Ульяна. Последнее время она слишком уж много плакала. – Я не хотела, чтобы тебя наказывали-и-и… Честно, не хо-о-отела. И приставать к тебе не хотела-а-а. Я просто бою-ю-юсь.
Оксана стояла напряженная как струна и ошарашенно смотрела на свою младшую сестру, что пускала слезы и сопли на ее потную майку. Оксана уже и не помнила, когда последний раз они обнимались, по-настоящему, как сестры. Последнее дежурное объятие было полгода назад на день рождения Ули. Но, это и объятием-то не назовешь, так, простое приветствие, как с подругами в школе.
– Прости меня, сестричка-а-а, – надрывалась Ульяна. – Я больше так не бу-у-уду-у-у.
Слезы ли маленькой сестры или вот это внезапное проявление чувств, но все же сердце Оксаны дрогнуло. Губы предательски задрожали и руки сами собой опустились вниз и крепко сжали худенькое тело Ульяны. Она не плакала, она же уже не ребенок, она может держать себя в руках. Просто стояла, широко раскрыв глаза и стараясь не моргать.
Сколько они так стояли сказать трудно, однако помнились лишь, когда дверь в их комнату открылась вновь.
– Ох, девочки мои, – произнесла их мама, прижимая руки к груди. – Вы такие умницы.
Улыбаясь тепло и нежно, как может улыбаться только мама, она подошла и обняла их, вгоняя в краску и без того пунцовую Оксану.
– Ну, все хватит, – растолкала их девочка. – Устроили тут курс семейной терапии. От меня воняет, а вы липните.
Объятия распались, и Оксана отошла от них подальше, принюхиваясь и незаметно кривясь, ощущая едковатый запах собственного пота. Этого она никак ожидать не могла. В школьной женской раздевалке воняло конечно дай бог, но она и подумать не могла, что ее собственный запах составлял неотъемлемую часть того аромата.
– Ладно, девочки, – хлопнула в ладоши их мать. – Быстро умываться и спать.
Оксана быстро подхватила чистые вещи и с охотой кинулась в ванную комнату. А вот Уля замешкалась, невинно глядя на мать.
– Никак нет, юная леди, – покачала головой женщина, – быстро мыться.
– Ну, мам, я совсем не испачкалась, – загнусавила Ульяна.
– Быстро.
Глаза мамы сверкнули, и Ульяна поняла, что лучше не нагнетать обстановку. Не хватало еще и ей схватить пару нарядов по чистке унитаза.
– Ну, хорошо, хорошо, – согласилась Ульяна. – Умоюсь и почищу зубы.
Мать проводила ее взглядом и когда девочка была у самой двери, кинула ей вслед:
– И обязательно вымой свою ракушку, грязнуля.
– Мама!
Ульяна подскочила на месте и красная до кончиков волос кинулась в ванную, обгоняя на повороте свою сестру.
Ульяна закончила первой и уже лежала в кровати, рассматривая, как удлиняются тени на потолке от света фар проезжающих за окнами автомобилей. Она лежала и думала о соре с сестрой, о чистке унитазов, о ночной смене отца и о том, что сегодня он не сможет поцеловать ее на ночь. Думала о том, что лето заканчивается, и от этого было грустно. Но вместе с этим она думала о том, что скоро увидит своих школьных подруг и мысли об этом грели ей душу.
В полутьме, при свете одной лишь настольной лампы ей было страшно, и потому она очень обрадовалась, когда скрипнула дверь и в комнату нырнула Оксана. В одном нижнем белье и волосами, завёрнутыми в полотенце, девушка двинулась к кровати.
– Оксана? – тихо позвала ее Ульяна.
– М?
Девушка остановилась и развернула полотенце, высвобождая длинный хвост спутанных мокрых волос.
– Можно тебя попросить?..
Оксана терла волосы, склонив голову на бок, вода с них капала на пол, отдаваясь громкими «кап-кап». Она поняла не сразу. Лишь когда их взгляды встретились.
– Опять, Уля? – простонала девушка.
– Пожалуйста.
– Ну, хорошо.
Оксана кинула полотенце на свою кровать и подошла к двери в кладовую. Уля вся напряглась, готовая кричать по первому признаку беды. Оксана потянула двери на себя и открыла кладовую. На первый взгляд все было спокойно.
Уля повернула настольную лампу так, чтобы свет ее попадал внутрь кладовой-гардеробной. Свет лампы отразился десятками огней черных глаз-бусинок мягких игрушек, которыми комнаты была набита под завязку. Уля вздрогнула, но больше ничем страха не выдала.
– Вот видишь? – спросила Оксана. – Никого тут нет. Давай спать.
Ульяна кивнула и забралась под одеяло, подтянув его к самому подбородку. Оксана продефилировала через комнату и, усевшись на кровать, принялась расстилать полотенце поверх подушки.
– Ложимся, да? – нервно спросила Ульяна.
– Ага, – ответила Оксана, укладывая мокрые волосы на полотенце.
– Сушить не будешь?
– Неа. Так высохнут. Устала слишком. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Ульяна подняла подушку повыше и натянула одеяло до глаз. Так она могла, полусидя, полулежа, наблюдать за дверью в кладовку.