Сон разума
Шрифт:
Прошла секунда пока они друг на друга смотрели, а затем майор выдал:
– Вот вы это и выясните, лейтенант.
– Я, товарищ майор? – впервые голос солдата дрогнул. Не сильно, не заметно, если не знать настоящего голоса лейтенанта, но все же неприятно.
– Вы, вы, товарищ лейтенант. – И не дожидаясь ответа, какого-то согласия, хотя оно и не требовалось, майор достал новую карту и расстелил на столе. – Вот зона поражения, – указал он на красный круг. – Как вы видите, под угрозой несколько мелких городков. Но особые
– Горняки? – спросил лейтенант.
Майор кивнул:
– Они ближе всего к зоне поражения.
Пухлый палец упал на пересечение бассейна разреза «Бородинский» и огромного красного круга.
– Вероятно, они могут стать первой целью.
– Простите меня, товарищ майор, – перебил его лейтенант, ни сколько не робея под тяжелым взглядом старшего по званию, – но, чьей целью?
Майор с минуту смотрел на своего подопечного, пуская клубы табачного дыма, сигарета практически полностью превратилась в длинную трубку пепла, готового обрушиться на бумаги, а затем тихо произнес:
– Думаю, вы знаете.
Лейтенант сидел белый как мел и недвижимый как статуя Авраама Линкольна в Вашингтоне. Сам он там не был. Видел по телевизору.
– Что требуется от меня? – спросил он, наконец.
Майор довольно кивнул и включил стоящий на столе магнитофон. Раздались первые звуки хорошо узнаваемого всеми россиянами гимна. Вот только гимн этот был советским. Музыка вроде та же, да вот слова не те. Но, кажется, майора это не волновало. Вряд ли он мог не знать, что слова давно уж как сменили, ведь солдаты пели слова гимна каждое утро на плацу.
– Обнаружить и локализовать, – прошептал майор.
– Оцепление?
– Ни в коем случае! Вас вообще не должны видеть, лейтенант! Этого задания не существует, вам ясно?
– Ясно, товарищ майор, – тоже перешёл на шепот солдат.
– Найти, разобрать, если собрано, собрать, если разобрано, захватить и доставить сюда. Докладывать лично мне. Никаких контактов, никаких звонков, никаких встреч. Возьмете лично мною выделенных людей. Вам ясно?
– Ясно, товарищ майор.
– Тогда приступайте немедленно.
Лейтенант встал и, сделав полный оборот, подошел к двери.
– Лейтенант Шаманов, – окликнул его майор.
Лейтенант обернулся.
– Если все пройдет, как я запланировал, вы смените количество звездочек на погонах, да и число просветов увеличится. Понимаете меня?
Лейтенант сдержано кивнул.
– Хорошо. И, Николай, – совсем по-дружески произнес майор. – Постарайтесь взять его живым.
Впервые лейтенант Николай Шаманов сглотнул подступивший к горлу огромный ком и еще раз кивнув, выскочил за дверь.
5
Август 2001.
– И я ему, типа, такая: «Чё-ё-ё?», – громко протянула девушка, тряхнув длинными черными волосами. – «Пойти с тобой? Да за кого ты меня держишь? Да я лучше все выходные буду смотреть старые записи «Пока все дома». Ты себя-то вообще в зеркало видел?».
Девушка шла буквально на полшага впереди нас и потому не заметила, каким уничтожающим взглядом я смерил Полторашку, что робко отводила свой взгляд, делая вид, что ничего не слышит и не видит, но при этом безбожно краснеет. Вот и сейчас она меня проигнорировала и с «неподдельным» интересом уставилась на ровную линию мелом под ногами. Она старалась идти точно по ней, не делая ни одного шага в сторону, точно канатоходец, от каждого шага которого зависит его жизнь.
Отчасти так и было. Стоило ей только отвлечься и взглянуть на меня, упустить момент всего-навсего, на секунду расслабиться, и ярость моего взгляда испепелила бы ее на месте. Она это знала. Я это знал. И только весьма эксцентричная, если не сказать большего, дама, что шла впереди, ничего этого не замечала.
– А он млеет весь, краснеет. Взгляд в пол, – продолжала она, как ни в чем не бывало. – Того и гляди сейчас в штаны надует. Ну и я, типа, такая: «Все, вали отсюда, мальчик, и больше со мной не разговаривай», – она сделала типичный жест пальцем в воздухе, – «не твоего поля я ягодка».
Закончив свою тираду, девушка рассмеялась, словно рассказала донельзя удачную шутку. От этого смеха ее лицо скривилось, на носу появились неприятные морщинки, и вообще, она стала больше похожа на крупную крысу, чем на ученицу старших классов. Я это давно заметил: чем красивее выглядит девушка, тем страшнее она становится в минуты ярости или неудержимого веселья. Не то, чтобы это какая-то аксиома, скорее правило не требующее доказательств, но имеющее ряд определенных исключений.
– Ну а ты, тип, чё? – обратилась она ко мне.
– Я, тип, чё?
Вопрос поставил меня в тупик. Я даже не понял вопрос ли это, или какое-нибудь прославленное «what’s up», не требующее конкретного ответа в нашей же интерпретации. Фразочку в свое время популяризировало «Очень страшное кино» и мы принялись бросаться ей направо и налево, не особо задумываясь о ее смысле. Может быть и сейчас так? Какой-нибудь очередной подростковый фильм и вот это «типа» отсылка к нему? Точно я не знал. Но если это и была отсылка, то я ее совсем не понимал.
– Ну да, – девушка неопределенно повела рукой, охватывая холмистый пейзаж на горизонте, – тип, чем занимаешься, тип, чё любишь?
Я остановился и серьезно взглянул в ее черные глаза, очень похожие на мои собственные:
– Собираю и подшиваю томики с афоризмами и периодически цитирую Жванецкого.
У девушки слегка приоткрылся рот. Мой ответ явно поставил ее в тупик.
– Чё, тип, серьезно? – наконец-то выдавила она.
Наташка за ее спиной то ли крякнула, то ли кашлянула, и поторопилась отвернуться.