Сон в красном тереме. Том 2
Шрифт:
Вошел чиновник приказа Парчовых одежд и, опустившись на колени перед ваном, доложил:
– Во внутренних покоях обнаружены императорские одеяния и некоторые другие вещи, которыми запрещено пользоваться людям, не принадлежащим к императорской семье. Мы не посмели их тронуть без ваших указаний.
Через некоторое время появился еще чиновник и сообщил Сипинскому вану:
– В восточных комнатах обнаружены два ларца с закладными на землю и один ларец с долговыми расписками. Судя по бумагам, хозяева взимали с должников не разрешенные законом
– Вот и вымогательство налицо! – воскликнул начальник Чжао Цюань. – Нужно все описать! Почтенный ван, я сейчас все опишу, а затем испросим у государя указ о полной конфискации имущества.
В это время вошел письмоводитель из дворца вана и доложил:
– Стражники, охраняющие ворота, сообщают: «Государь особо прислал Бэйцзинского вана объявить свое высочайшее повеление».
«Не повезло! – подумал Чжао. – Нужно же было явиться этому заносчивому вану! Теперь мне не удастся в полной мере проявить строгость!»
Он направился встречать Бэйцзинского вана, но тот уже приблизился к залу и объявил:
– Государь повелевает начальнику приказа Парчовых одежд Чжао Цюаню выслушать его высочайшую волю. Высочайший указ гласит: «Повелеваем чиновникам приказа Парчовых одежд привлечь к суду только Цзя Шэ; присмотр за выполнением настоящего повеления всецело возлагается на Сипинского вана. В чем и составлен настоящий указ».
Сипинский ван принял повеление с нескрываемой радостью. Он сел рядом с Бэйцзинским ваном и тут же приказал Чжао арестовать Цзя Шэ и доставить его в ямынь.
Люди, которые производили опись и конфискацию имущества в доме, услышав о прибытии Бэйцзинского вана, вышли. А когда им стало известно, что начальник Чжао уехал, они сразу почувствовали себя стесненными и стояли навытяжку, ожидая приказаний.
Бэйцзинский ван выбрал двух наиболее честных чиновников и около десятка пожилых стражников, а остальных велел выгнать.
– Я рассердился на Чжао! – воскликнул Сипинский ван. – Какое счастье, что вы привезли этот указ, иначе здесь в доме все пострадали бы.
– Когда я был при дворе и услышал, что вы получили указ описать имущество семьи Цзя, я был совершенно спокоен, – отвечал Бэйцзинский ван, – я знал, что никто из невинных не пострадает. Никак не ожидал, что этот Чжао окажется таким подлецом! Где Цзя Чжэн и Бао-юй? Они, наверное, сильно волнуются. Как проходит опись?
– Цзя Чжэн под стражей, – доложили ему, – а в доме описывают все без разбору.
– Немедленно приведите Цзя Чжэна, я хочу у него кое-что спросить, – распорядился Бэйцзинский ван.
Когда люди привели Цзя Чжэна, он опустился на колени перед Бэйцзинским ваном и, еле сдерживая слезы, стал умолять его о милости.
– Успокойтесь, дорогой Чжэн, – сказал Бэйцзинский ван, дотронувшись до руки Цзя Чжэна, и сообщил ему о высочайшем повелении.
Цзя Чжэн был растроган до слез. Он обратился лицом в северную сторону, где находился дворец государя, и, вознеся благодарность за оказанную ему милость, подошел к Бэйцзинскому вану, ожидая его приказаний.
– Дорогой Чжэн, – продолжал Бэйцзинский ван, – о вещах, которыми пользоваться запрещено, и о расписках, в которых значатся двойные против разрешенного проценты, умолчать не удастся, ибо стражники уже доложили о них Чжао Цюаню. Предположим, вещи были приготовлены для вашей Гуй-фэй, так что никакой вины в этом нет. Но как быть с долговыми расписками? Отведите чиновников и покажите им имущество, которым владел Цзя Шэ, и на этом покончим. Только ничего не утаивайте, ибо сами станете соучастником преступления.
– Я – провинившийся чиновник! – воскликнул Цзя Чжэн. – Разве я посмею сделать что-либо подобное?! Однако имущество, оставленное нам в наследство дедом нашим, мы не делили, так что только вещи, которые имеются у каждого из нас в доме, могут считаться личной собственностью.
– Ну это ничего! – воскликнули ваны. – Передадим в казну лишь то, чем владел сам Цзя Шэ.
Затем они предупредили чиновников, чтобы те действовали точно в соответствии с высочайшим повелением и не своевольничали. Чиновники приняли повеление и удалились его выполнять.
В тот день в комнатах матушки Цзя тоже накрыли столы для семейного пира. Госпожа Ван говорила:
– Если Бао-юя не будет за столом с гостями, отец может рассердиться.
– А я думаю, что Бао-юй не желает идти туда не потому, что боится бывать на людях, – со вздохом сказала Фын-цзе. – Просто он знает, что гостей у отца будет много, обойдутся и без его услуг, и решил остаться здесь прислуживать бабушке. Если же его отцу покажется, что не хватает людей, чтобы заботиться о гостях, вы пошлете Бао-юя туда, госпожа! Так будет лучше.
– Ох, эта девчонка Фын-цзе! – воскликнула матушка Цзя и засмеялась. – Хоть она и больна, но на язык все так же остра!
– Старая госпожа, госпожа! – вбежала с криком перепуганная служанка. – Беда!.. Разбойники… видимо-невидимо! Все в шапках и сапогах! Они переворачивают все корзины и сундуки, забирают вещи!
Матушка Цзя остолбенела.
Затем прибежала Пин-эр с непокрытой головой и распущенными волосами. Она прижимала к груди Цяо-цзе и голосом, прерывающимся от рыданий, восклицала:
– Все пропало! Я только что кормила сестрицу Цяо-цзе, как вдруг привели связанного Лай Вана, который крикнул мне: «Барышня, беги предупреди женщин, чтобы поскорее спрятались! Приехал господин ван, будут описывать имущество!» Я со страху чуть не умерла! Бросилась в дом, чтобы спасти ценные вещи, но меня оттуда вытолкали. Скорее прячьте украшения и одежду!
Госпожа Син и госпожа Ван от такой вести едва не упали в обморок. Они настолько растерялись, что не могли сообразить, что делать. Фын-цзе вытаращила глаза от ужаса, поднялась, а затем, словно подкошенная, рухнула на пол. У матушки Цзя от страха из глаз покатились слезы, и она не могла вымолвить ни слова.