Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
— Пройди к императрице, она хочет видеть тебя! Чжан-син задержался во дворце, а Ян вернулся домой. Государь сам отвел Чжан-сина в покои матери, где уже находились несколько приближенных, десяток придворных дам и ревизор Дун Хун. Государь взял Чжан-сина за руку и, улыбаясь, проговорил:
— Матушка пожелала погулять с вами по саду и потому просила вас остаться до вечера.
Император наполнил вином кубок, поднес его молодому министру, а потом вместе с ним вышел в сад. Вскоре они подошли к высокому павильону, перед которым находилась большая лужайка — несколько сот шагов с запада на восток и свыше тысячи с севера на юг.
— Это излюбленное нами место отдыха, — вымолвил император. — Со времен династии Тан, как вы знаете, в моду вошла игра в мяч верхами. В свое время ею увлекались знатные вельможи. Говорят, что монарху якобы негоже развлекаться, но мы очень любим эту игру и вот на поле, которое вы видите, иногда забавляемся. Весьма искусен в игре ревизор Дун Хун. Мы наслышаны о вашей ловкости и смелости и хотели бы убедиться в них во время состязания!
Подумав немного, Чжан-син ответил:
— Меня не учили этой игре, боюсь, не сумею угодить вашему величеству.
Император рассмеялся.
— Она похожа на фехтование мечом. Мы сейчас сами покажем вам, как нужно играть, а вы учитесь!
Государь велел позвать. Дун Хуна, и тот немедля явился в сопровождении пятидесяти своих игроков. Император взобрался в седло и выехал на площадку. Дун Хун хлестнул коня, вылетел вперед и сильным ударом загнал мяч высоко в небо. Император скакал то на восток, то на запад, дабы успеть отбить пущенный Дун Хуном мяч, — это напоминало шалости двух драконов с жемчужиной, что висит у них под подбородком. Они играли полдня, но ни один не добился победы. Неожиданно Дун Хун подпрыгнул в седле и так сильно послал мяч вверх, что тот стал маленьким и далеким, словно звезда в небе. Государь погнал коня и попытался отбить падавший мяч, но промахнулся, и мяч шлепнулся на землю. Дун Хун ударил в барабан, возвещая о победе, император нахмурился. Чжан-син был поражен: «Как мерзок этот Дун Хун, он ведет себя хуже, чем Цао Цао в Сюйтяне. [436] А жаль, что в свое время Гуань Юй не убил негодяя Цао Цао!» Юноша обратился к императору:
436
…он ведет себя хуже, чем Цао Цао в Сюйтяне. — Как рассказывается в «Троецарствии», во время охоты в Сюйтяне Цао Цао позволил себе принимать адресованные императору поздравления и забрал его лук, что вызвало негодование других сановников.
— Ради вашего величества я готов сыграть с ревизором Дуном. Но играть я хочу по правилам войны: проигравшему придется покинуть поле сражения и признать себя побежденным навсегда!
Государь кивнул, а Дун Хун обрадовался: «В ратном деле я слабее, но в этой игре равных мне нет, — поглядим, как запоет этот мальчишка, когда проиграет!» А Чжан-син сел в седло и заявил Дун Хуну:
— Битой пользоваться я не умею, буду играть мечом.
Дун Хун не возражал и подумал только: «Мечом-то действовать труднее, юнец проиграет с первой же подачи!» Он размахнулся и послал мяч высоко в небо. Чжан-син не растерялся и ловким ударом отбил мяч Дун Хуну. Тот поднял биту и что было силы ударил: мяч достиг облаков и камнем начал падать вниз, прямо на голову Чжан-сина. Юноша вновь отбил. Видя, как ловко владеет военный министр мечом, Дун Хун почувствовал, что игра пошла всерьез и он должен добиться победы любой ценой. Призвав на помощь все свое умение, он раскрутил биту над головой и страшным ударом направил мяч в сторону юноши. Но меч Чжан-сина сверкнул в воздухе, и мяч взмыл почти на сто чжанов. Дун приготовился принять мяч на биту, но Чжан-син усмехнулся и вслед за мячом метнул свой меч, который с лету ударил по мячу и загнал его еще выше в небо. Дун остановил коня и стал ждать, когда мяч вернется с неба, но Чжан-син, продолжая подбрасывать то один, то другой меч, забивал мяч все выше под облака. Дун Хун в полной растерянности не знал, что и предпринять. Вдруг мяч просвистел возле головы его коня и упал на землю. Ревизор даже биту не успел поднять. Чжан-син рассмеялся и сказал:
— Воины слов на ветер не бросают!
Сказал — и голова Дун Хуна покатилась с плеч. Зрители побледнели от ужаса. А Чжан-син отшвырнул меч и приблизился к государю.
— Ваше величество! Вы в расцвете лет и талантов, вы можете сами вершить все государственные дела, так зачем же вы приблизили к себе столь низкого человека, который пятнает вашу честь, зачем вызвали замешательство верных вам людей?! Властолюбие и распутство Дун Хуна пагубно отразилось на ваших придворных. Если этому не положить конец, в стране снова начнется смута! Вот почему я убил негодяя, убил в честном поединке. Прошу ваше величество отменить эти игры при дворе, они отрывают вас и ваших подданных от государственных забот!
— Мы ценим твою преданность, — помолчав, сказал император, — но смерть Дун Хуна может иметь роковые последствия!
Чжан-син в ответ:
— Жалеть о смерти негодяя — значит не думать о благе державы! А что для вас важнее?
Император смягчился.
— Ты наш спаситель: если мы и впредь допустим подобную ошибку, смело поправляй нас.
Шло время, минул уже пятый год, как князь Ян вернулся в столицу. Его второму сыну Цин-сину исполнилось семнадцать лет. Определив благоприятный день, князь Ян и министр Су Юй-цин справили свадьбу своих детей — не описать словами это пышное торжество. Новобрачная оказалась такой же скромной и добродетельной супругой, как и княжна Чу-юй. Князь Ян полной мерой вкушал счастье: рядом с ним жили мать и отец, сыновья ладили со своими женами, мир и благополучие царили в его большой семье. Однако вскоре князь начал испытывать смутное беспокойство и подумывал уже, не уехать ли ему снова в свое поместье. Тот год на земле Цзянси выдался неурожайным: в народе начались волнения, люди покидали насиженные места в поисках пропитания. Озабоченный император подыскивал сановника, достойного занять место правителя этого края, но все придворные под разными предлогами отказывались от такой чести. Однажды, вернувшись домой, Цин-син обратился к отцу с такими словами:
— В старину сказывали: «Пока не наткнешься на сплетенные корни, не узнаешь, остер ли твой топор». Государь осыпал меня милостями, и я намерен отблагодарить его верной службой: скажу, что согласен ехать правителем в Цзянси!
Князь поднял на него глаза.
— И что ты станешь там делать?
— Мягкостью можно одолеть твердость, словом победить меч! Измученный голодом народ разбрелся по лесам и рекам и взялся за оружие, надеясь с его помощью спасти себе жизнь, а я верю, что смогу по-доброму умиротворить людей и добыть для них пропитание.
Князь похвалил сына и написал о его желании государю. Тот немедля назначил его правителем Цзянси.
В те времена любой чиновник, назначенный на должность в Цзянси, приезжал туда непременно с оружием в руках и с отрядом воинов, так как народа все боялись до смерти. У границ Цзянси такой чиновник облачался в кольчугу и в каждом встречном готов был видеть разбойника: все это только еще больше озлобляло людей. Ян Цин-син поступил не так: с полпути он вернул в столицу посланный с ним воинский отряд и отправил назад все свои вещи, кроме самых необходимых. Затем разослал по уездам извещение:
«Жители Цзянси! К вам обращается новый правитель Ян Цин-син. Ныне ваша округа пользуется дурной славой, и жителей ее называют разбойниками. Почему так получилось? Да потому, что родители ваши голодают, жены и дети разбрелись кто куда в поисках пропитания, и вы были вынуждены взяться за оружие, чтобы спастись от голодной смерти. Однако повинны во всем не вы, а местные власти. Государь назначил меня правителем Цзянси, и хотя я не обладаю достоинствами Су Фу и Ду Мяо, я приложу все силы, чтобы облегчить вашу участь. Первый мой приказ: приостановить аресты и выпустить из острогов всех заключенных! Ждите меня, скоро я прибуду в ваши земли!»
Страшную картину застал Ян Цин-син в этом краю: селенья пустые, даже пения петуха или лая собаки не слышно, по дорогам бродят толпы одичавших людей, в лесах шныряют вооруженные грабители и нападают на мирных путников. Прослышав, что новый правитель на подходе, чиновники местной управы, страшась наказания за свое бездействие, уселись вместе и стали думать, как бы приукрасить положение дел. Но когда стало известно, что правитель едет верхом и без охраны, их обуял стыд: чиновники поважнее начали каяться, а те, что поменьше чином, стали порядочными людьми. Прибыв в управу, Ян Цин-син первым делом отобрал десяток самых умелых и надежных людей и назначил их в уезды, затем пригласил к себе предводителей разбойничьих шаек — таких набралось свыше ста — и заявил им: