Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
— Все вы — дети нашего государя, но погрязли в грехах. Посылая меня сюда, Сын Неба наказывал отнестись к вам по-доброму и простить ваши прегрешения, если вы вступите на правильный путь, снова станете мирными людьми и вернетесь к семьям. Если же не изменитесь и будете упорствовать в зле, я соберу войско и разделаюсь с вами, как с дикими зверями! Решайте сами, что вам подходит больше: прощение и благополучие или война и смертная участь!
Сложив ладони, разбойники низко поклонились.
— У каждого из нас есть мать, а вы, правитель, как родной отец, спасаете нам жизнь, — к чему нам, мирным жителям, заниматься грабежом?! Говорите, что надобно делать!
Похвалив их за благоразумие, Цин-син тут же распорядился открыть государственные амбары и раздать жителям округи хранившееся там на случай зерно. Люди вернулись на поля, а через год созрел невиданный урожай, и перестали бродить нищие по дорогам, прекратились раздоры и судебные тяжбы, жители Цзянси зажили богато и счастливо. Узнав об этом, император назначил Ян Цин-сина советником министра церемоний.
По приезде в столицу молодой советник Цин-син устроил государственный экзамен для молодых людей, желающих поступить на службу, отобрал из них самых достойных и обратился к государю с таким посланием:
«Я, советник министра церемоний Ян Цин-син, имею честь напомнить Вашему Величеству: молодые ученые — оплот государства, а государственный экзамен — ворота, через которые талантливые люди приходят на службу. От этого зависят судьбы державы. Однако нынешний порядок государственных экзаменов устарел и пришел в негодность: те, кто принимает экзамен, руководятся только своими расположениями или неприязнями. Способные студенты вынуждены рассчитывать лишь на счастливый случай, потому при неудаче скрывают в душе невысказанную обиду и даже зло, все1 друг друга боятся, подсиживают и берут взятки. Вот причина, почему на государственную службу попадают люди низкого сословия, всякие проходимцы, глупцы и невежды, почему такие далее бумагу написать не умеют и просят других помочь, почему умные бедствуют, а негодяи торжествуют, почему одаренные юноши из провинции не хотят больше сидеть над древними книгами и, понимая бесцельность подобных экзаменов, указывают пальцами на тех, кто сохраняет надежды и мечтает посвятить себя служению государю, и называют их дураками. Мыслимо ли терпеть дальше такое положение?!
Прошу Ваше Величество приказать всем провинциям и уездам ежегодно созывать молодых способных людей, отбирать из них лучших и направлять в министерство церемоний, с тем чтобы здесь раз в три года устраивать письменную проверку их разумения в делах управления страной, а также требовать от них изложения собственных взглядов на сей счет, после чего пусть они отвечают на вопросы самого государя. Если окажутся среди них такие, которые не выдержат экзамена, следует наказывать их самих и их начальников, дабы никому не повадно было наносить державе вред своей глупостью».
Прочитав послание, государь с удовлетворением начертал:
«Дельное предложение! Прекрасный пример заботы о будущем страны. Принять к исполнению!»
Через несколько дней он издал указ:
«Советник министра церемоний Ян Цин-син представил нам предложения по преобразованию порядка государственных экзаменов. Эти предложения достойны Гун Суя [437] и Хуан Ба, [438] в них сочетается мудрость Хоу и Се. Повелеваем: назначить Ян Цин-сина министром двора и отдать в его ведение казну».
437
Гун Суй — при ханьском Сюань-ди (I в. до н. э.) был правителем области Бохай, где свирепствовали разбойники; убедил их продать оружие, купить рабочий скот и заняться землепашеством.
438
Хуан Ба (Н — I вв. до н. э.) — ханьский сановник, прославившийся своей государственной мудростью и справедливостью.
А было министру в ту пору всего дважды по девять лет. Обласканный государем, он преданно служил ему, не щадя себя, государь же любил его и ценил с каждым днем все больше. И вот по прошествии времени Цин-син снова доложил императору о неполадках в управлении страной:
«Я, министр двора Ян Цин-син, малый слуга Вашего Величества, милостью Вашей назначенный ведать государственной казною, утверждаю: казна — оплот державы! Когда она полна, народ бедствует, ибо у него все отобрано; когда она пуста, государство бедствует, ибо у него ничего нет. Еще до династий Ся, Инь и Чжоу были установлены размеры отчислений в казну — одна десятая дохода каждого. Ранее этого хватало вполне, и государство богатело. Позднее при том же размере сборов государство начало беднеть. В чем тут дело? Когда мудрецы древности размышляли об управлении страной, они обыкновенно говорили: „Бережливость — вот забота о благе народа!“ Растрачивать государственные средства означает не заботиться о народе. Подумайте, Ваше Величество, откуда берутся громадные усадьбы, изысканные яства, шитые золотом одеяния, и Вы поймете, что все это создает непосильным трудом Ваш несчастный народ. Когда Вы поймете это, то станете сдержаннее и в нарядах и в пище. Тогда народу достанется то, что он сможет обратить себе на благо. Вот почему я утверждаю, что сытость и радость стариков у дороги начинается от глинобитной хижины императора Яо, а богатство государственной казны от скромного платья У-ди! Я осведомлен, Ваше Величество, что, наследовав престол, Вы не ввели принудительных работ, не увлеклись шелками для нарядов, — Вы, напротив, подражали Яо и У-ди. И все же на дорогах не слышно песен, а в амбарах не видно зерна. Почему так? Давайте взглянем глазами простого человека. Если он небогат, если каждая монета или зернышко достается ему большими трудами, если ест он скудную пищу и довольствуется дешевой одеждой, то он будет беречь свой доход и тщательно считать расход, чтобы у него накапливалось то, что он сможет оставить детям и внукам. Если же нужды он не знает, ибо доход его велик, то рано или поздно ему все равно начнет не хватать, таков уж закон жизни. Нужно поэтому добиться, чтобы простые люди сохраняли нажитое и старались приумножить богатства. Пусть они знают, что если устроят себе роскошный дом с богатой утварью, откажутся от простого одеяния и скромной пищи, то потеряют все, накопленное их предками. Если же будут бережливы, то сохранят и умножат. Я думаю о наших знатных вельможах: их дома утопают в роскоши, их обитатели кичатся своим богатством, тогда как скромные государственные чиновники едва наскребают на самое необходимое, — как же таким не лихоимствовать, не домогаться незаконных подношений? Пока существует подкуп, народ будет бедствовать. Как только исчезнут лихоимцы, народ наестся досыта, и в конюшнях появятся откормленные лошади. Вот и получается, что соблюдать бережливость означает радеть о своем народе! Ваше Величество поручили мне казну, то есть золото и зерно. До недавнего времени в ней было пусто, и случись неурожайный год, народ пострадал бы от голода, ибо мы не берегли наш доход, не откладывали каждый лишний грош, каждое лишнее зернышко. Итак, в первую голову следует отстранить от дел лишних чиновников, прекратить расточительство, отказаться от необязательного, без чего можно обойтись, — только тогда послышатся песни на дорогах, и амбары наполнятся зерном! Сам я, обласканный Вашими милостями, вырос у родительских колен и не ведал нужды, которую впервые узрел в Цзянси, прибыв туда по назначению. Я увидел и горе народа! Бедный, несчастный люд! Весь год он усердно трудится, волосы у него выгорают добела, руки и ноги отваливаются от усталости, и все равно он мается от голода и холода. Собранный по зернышку урожай крестьянин несет в управу, где на него возьмут да и наденут колодки, отберут за недоимки котел и горшки, — и вот дети и старики остаются без опоры, а молодые идут попрошайничать на улицу. Когда я слышу стенания простых людей, вижу их жалкие отрепья, рис застревает у меня в горле. Ваше Величество, Вы должны быть для этих бедняков отцом родным и позаботиться о них! Да разве может преданный слуга трона поощрять роскошь и сдирать с народа последнюю шкуру?! Прошу Ваше Величество подать всем пример бережливости и разумности, устранить лишних чиновников, запретить роскошество, — пусть народ запоет, а амбары наши наполнятся доверху!»
Дочитав до конца, император во всеуслышание объявил:
— Вот послание, достойное кисти ханьского Цзя И и танского Лу Чжи!
Однажды после приема у императора князь Ян, вернувшись домой, собрал своих жен, наложниц и детей, сказал им, что снова подумывает об отставке, и спросил, каково их мнение об этом.
Заговорил Жэнь-син:
— В древних книгах я прочитал: «Если есть у тебя способности, иди служить и служи до сорока лет!» Наши предки были люди осмотрительные и потому зря не подвергали себя опасности опалы. Старшие мои братья, спору нет, талантливы и образованны, но в предусмотрительности уступают праотцам; им нет еще двадцати, а они уже достигли высших чинов и званий, и теперь, служи они хоть всю жизнь, им не долго быть примером для подражания! И еще я подумал вот о чем: ваши заслуги, отец, огромны, ваша слава гремит по берегам всех четырех морей, государь считается с вами и ставит в пример другим, народ вас любит и готов вверить вам свою судьбу. Однако есть и такие, кто считает, что вам просто повезло, что лишь счастливый случай вознес вас и ваших сыновей на высшие ступени власти. Боюсь, государю может разонравиться человек, который не умеет вовремя сдержаться и остановиться в своем продвижении вверх. А что касается народа, то после полнолуния он любит полюбоваться луной на ущербе!
Выслушав сына, князь взял его за руку и вздохнул: — Сорок лет прожил я на свете, но лишь сейчас уразумел, что в моей семье вырос большой талант и сильный ум!
С того дня он стал обсуждать с Жэнь-сином все важные дела, доверяясь ему не меньше, чем старшим сыновьям. А Жэнь-сину в ту пору шел лишь пятнадцатый год!
Однажды он говорит отцу:
— Конфуций обошел пешком всю Поднебесную — невежды утверждают, что он искал себе места управителя, но я знаю, что великий муж стремился пополнить знания и укрепить свои достоинства. Потому-то он учился этикету у Лао-цзы, [439] музыке у Се Юня и дружил с Цзюй Ванем и Янь Юанем. [440] Я еще мал и глуп, но тоже мечтаю побродить меж княжествами Ци и Лу, [441] собирая крупицы мудрости и изучая наследие великих людей прошлого, мечтаю найти себе умного друга и развить свои задатки!
439
Лао-цзы (Ли Дань) — философ, которому приписывается авторство даосского канона «Дао дэ цзин». Предположительно жил в VI в. до н. э.
440
Янь Юань — ученик Конфуция, славился умом и скромностью.
441
Княжества Ци и Лу — местности, где жил и излагал свое учение Конфуций.
Князь уступил желанию сына и отпустил его. Простившись с отцом и матерью, Жэнь-син сел на ослика, кликнул мальчика-слугу и покинул отчий дом. Достигнув Шаньдуна, он разыскал деревушку Цюели и поклонился могиле Конфуция, после чего отправился в Цзянтан, где предстал перед тамошним наставником молодых людей. Поговорив с Жэнь-сином и подивившись его разумности, наставник пожелал выяснить, в чем он сведущ, и был поражен: любознательности юноши не было пределов, на все он смотрел своими глазами и отвечал на вопросы, как Чжоу Дунь-и, [442] Чэн Хао [443] и его брат Чэн И, [444] Чжан Цзай [445] и Чжу Си! [446] Скрестив руки на груди, наставник низко поклонился Жэнь-сину.
442
Чжоу Дунь-и (1017–1073) — основатель сунской философской школы.
443
Чэн Хао (Чэн Мин-дао, 1032–1085) — сунский мыслитель, брат Чэн И. В его взглядах конфуцианство сочеталось с элементами буддизма и даосизма.
444
Чэн И (1033–1107) — видный сунский философ, комментатор канонических книг.
445
Чжан Цзай (1020–1077) — видный представитель конфуцианской философии эпохи Сун.
446
Чжу Си (1130–1200) — виднейший сунский философ, глава неоконфуцианства.
— Вы знаете гораздо больше меня и сами можете быть моим учителем. Но я знаком с одним мудрецом, прославленным даосом, — вот с кем вам полезно было бы встретиться, а живет он неподалеку отсюда.
— Где мне его найти? — спросил Жэнь-син.
— Возле горы Тайшань, звать его Почтенный Сунь, и он потомок сунского Сунь Мин-фу. [447] Тридцать лет этот даос, лишенный мирских благ, но светлый духом, обитает в горах, и со всех концов света тянутся к нему ученые люди, чтобы постичь его мудрость. Почтенный Сунь очень скромен, живет уединенно и все свое время посвящает чтению древних книг.
447
Сунь Мин-фу (Сунь Фу, 992 — 1057) — ученый и государственный деятель, занимался исследованием древних исторических памятников.
Поблагодарив наставника и простившись с ним, Жэнь-син отправился к подножию горы Тайшань и вскоре разыскал обиталище Почтенного Суня: из ветхой хижины, открытой всем дождям и ветрам, доносился голос человека, читавшего вслух. Жэнь-син постучал, на пороге появился отрок и спросил, что нужно гостю.
Жэнь-син говорит:
— Доложи своему господину, что я пришел из столицы, прослышав о его великой мудрости.
Через короткое время отрок вышел снова и пригласил юношу в хижину. Жэнь-син вошел и огляделся: глиняные стены, на одной цитра, на другой — полка с книгами. Возле столика сидит сам Почтенный Сунь в ветхой хламиде и дырявой шляпе, лик светел, спина прямая, — настоящий даосский отшельник! Предложив гостю присесть, хозяин спросил: