Сон великого хана. Последние дни Перми Великой
Шрифт:
Сыта сказал два слова стоявшему неподалеку холопу, и тот исчез из сада, пустившись во всю мочь к боярскому дому. Через пять минут перед великим князем уже стоял высокий седой старик, с широкою могучею грудью, с смелым взглядом зорких темно-серых глаз, в хорошем синем армяке, и отвешивал низкие поклоны.
– - Пой, старик... и на гуслях играй!
– - буркнул Василий Дмитриевич, опуская на руки отяжелевшую голову.
– - Если угодишь -- сто алтын, а не угодишь -- сто плетей! Ладно ли?
– - Постараюсь угодить твоей
Как у нас-де было во Новегороде,
У Ивана Предтечи на Опоках,
На широком дворище Петрятине,
На тоем ли на славном торговище,
Что у тех ли весов, у вощаныих, -
Не два кречета тут да вылётывали,
Двое молодцов их да погуливало!
А один-то на имя Прокофьюшко,
А и другий словет он Смольнянином.
А гуляючись добры те молодцы,
Что желтымя кудерки потряхивают,
Молодых-те робят призодаривают...
Синю морюшку ведь на утишенье,
Тому славному морю Хвалыньскому!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А великому князю московскому,
А Василию свет да Димитревичу,
А и светлому ликом, как солнышку,
А още ведь вельми милостивому,
А на Русской земле царю сущему,
Осударю-князю в каменном Кремле -
Рассказал я былину в забавушку,
На его утешение княжеское.
А и будь же ты милостив, князь-государь,
Не клади на меня гнева лютаго,
Не вели сто плетей в спину всыпати,
А изволь сто алтынными пожаловать.
А ведь я ж былину про былое сказал,
Про былое удальство ушкуйничков.
А уж если что молвил я с глупа ума,
Так за это за все прости, княже, меня.
А и стану я ввек тебя славити,
Тебя славити, возвеличивати,
Разносить твою славу по Русской земле!..
Долго пел старик: про пиры и молодеческие игры в вольном Новгороде, про удаль новгородских ушкуйников -- разбойных людей, про то, как пленил и рубил им буйны головы татарский князь астраханский Салтей Салтеевич. Наконец новгородец поклонился и смолк. Гуслярный звон прекратился. Благозвучные слова народной былины, видимо, понравились великому князю, и он, подняв голову, произнес:
– - Не с глупа ума ты былину сказал. Вельми доволен я тобою. Одно лишь не по нраву мне: сии ушкуйнички ваши. И похвально учинил Салтей, что всем им головы порубил. Одначе чего мне толковать с тобою? Обещал я тебе сто алтын и не отрекаюсь от слов своих. Слышь, Сыта, наутрие выдай ему сто алтын, а потом из казны моей получишь. Ступай, старик.
– - Бог да хранит тебя, княже великий! Не оставил ты раба своего милостью княжьею!
– - низко поклонился новгородец и незаметно, ухмыльнувшись
– - А, други... слышите... что это?
– - обернулся великий князь к бояричам, уловив своим чутким слухом какой-то шум за боярским домом.
– - Слышите!.. Кажись, скачет кто-то?..
– - И то, скачет, -- встрепенулись бояричи, почему-то обеспокоившись от слов Василия Дмитриевича.
– - Кто бы это мог быть?..
Опьянение великого князя и его собутыльников было полное, но, обладая здоровыми натурами, они не потеряли образа и подобия человеческого, ясно сознавая все происходившее вокруг. Месяц ярко сиял на небосводе, и при свете его они увидели, как к садовой ограде подскакал какой-то человек на добром коне, как он спрыгнул с лошади и громко спросил кого-то:
– - Здесь ли княже великий?
– - Здесь, здесь, -- ответил кто-то, и приехавший человек ловко перепрыгнул через ограду, бегом подбежал к столу, за которым восседал Василий Дмитриевич с бояричами, и, сняв шапку с головы, заговорил:
– - Гонец прибыл, государь. Рязанский князь прислал. И пишет князь рязанский, что страшный воитель идет на землю Русскую... Идет Тимур чагатайский. А с ним воинство несметное...
– - Врешь, врешь, Третьяк!
– - крикнул Василий Дмитриевич, узнав в приехавшем человеке своего дьяка.
– - И Олег Рязанский врет! Загрызет Тохтамыш Тимура... Не добраться Тимуру до нас...
– - Идет Тимур на землю Русскую, -- настойчиво повторил Третьяк, говоря резким взволнованным голосом.
– - Тохтамыш в бегах перед ним! Тохтамышево воинство по ветру развеяно Тимуром... Открыта дорога на Русь...
Великий князь привскочил на месте. Куда и хмель девался! Из груди его вырвалось хриплое восклицание:
– - Тохтамыш в бегах? Тохтамышево воинство развеяно?.. Да полно, правда ли это?
– - Истинная правда, государь!
– - даже перекрестился дьяк для вящего убеждения великого князя.
– - Изволь отбыть в Москву, во дворец свой княжий. Давно уж ищу я твою милость, и многие вершники по усадьбам боярским разосланы -- все тебя искать. Но вот и обрел я тебя, княже великий... Князь Владимир Андреевич в палате приемной сидит, и много бояр собралось, и сам владыка-митрополит прибыл. Совет держать хотят, тебя ждут... Не мешкай, государь!
– - Коня мне!
– - крикнул великий князь и, обернувшись к Сыте, прошептал ему на ухо: -- Ну, брат, наказал меня Бог. Вот тебе на праздник бражничать! Не ложно говорил юродивый... А я его? О, Господи! Такое сердце неуемчивое!.. А знаешь что, прикажи сюда холодной воды подать: оболью я голову, и все как рукой снимет...
– - Сейчас, государь, -- отозвался Сыта, и вода тотчас же появилась перед великим князем. Последний вылил себе на голову чуть не целый ушат и, обтершись поданным полотенцем, сел на подведенного коня.