Сонарол
Шрифт:
– Вот именно, – сказал я. – Миссия подчинена епископату, а меня вдруг видят в вашем обществе. Пресса при желании может сделать далеко идущие выводы.
– Пресса! – рассмеялся Локк. – Здешний журналистский корпус с рогами и копытами утонул в рисовой водке и днями напролёт валяется за спущенными жалюзи в отелях с эйр-кондишн. Их не итересует, что происходит на самом деле, всё равно они пишут только то, что хотят видеть редакторы. А если сюда случайно проберётся корреспондент из независимых, так в этой благодатной стране нет международного телефона или телеграфа – вся информация проходит через наш военный телетайп. Я говорю
17
– Чем вас угостить? – спросил Локк. – Вы не скоро выберетесь из джунглей, и будет просто грешно, если я не помогу вам отведать экзотики. Хотите в магазин, в какую-нибудь лавку со слоновой костью или чёрным деревом? В пагоду слушать тройное эхо? Или поедем в японскую баню. Вас посадят в деревянный чан, а под ним разведут огонь. Могу ещё предложить рыбный базар – там жарят прямо под открытым небом и, клянусь, делают это великолепно.
– Делайте как хотите, – сказал я. Повсюду здесь мне было одинаково паршиво.
– Тогда на базар, – обрадовался капитан. – Когда наш штаб располагался здесь, я каждый день позволял себе это удовольствие. У нас был повар филиппинец, он знал толк в рыбе, но его блюда не идут в сравнение с теми, что готовят на базаре.
– Чем, собственно, вызвано ваше переселение? – спросил я. – Были какие-нибудь столкновения?
– Политика. Мы сделались умнее и не хотим, чтобы казалось, будто туземные власти сидят у нас за пазухой. Нам выгодно, чтобы они выглядели вполне самостоятельными. У них есть теперь даже официальная оппозиция и выборы в парламент.
Базар раскинулся на берегу реки. В воде теснились сампаны, на палубах билась рыба; голые рыбаки, ухватив рыбину за хвост, размахивали ею, зазывая покупателей. Между сампанами в вёсельных лодках шныряли перекупщики -насупленные, с редкими бородками, одетые в длинные халаты и с женскими платками на головах. На берегу встречалось много мужчин в европейском платье. Они не спускались по мосткам: товар выносили к ним, и они тыкали пальцами в рыбины, которые собирались взять, а слуги поспешно укладывали покупки в корзины с травой.
Большинство этих господ прибыло в автомобилях с флажками на радиаторе -привилегия важных чиновников. Я не припомню, чтобы у нас, даже в самом провинциальном городке, кто-либо из местной знати вел себя так отчуждённо и надменно.
– Не смотрите на них с презрением, – сказал Локк. – Они держатся за нас, а это главный смысл всех наших усилий. Вам надо привыкать к общению с коллаборационистами.
Мы всё шли вдоль реки, и меня начало тошнить от запахов, крика, мелькания лиц, от грязных рук и грязных лохмотьев. Наконец капитан увидел, что искал:
– Вот бирманец. Они знают потрясающий рецепт.
Я пожал плечами. Для меня все азиаты были на одно лицо, и я удивлялся, как Локк отличает японцев, китайцев, каких-то ма от коренного населения.
Локк что-то спросил у бирманца, тот широко заулыбался и несколько раз поклонился нам. Тогда капитан сошёл к сампанам и стал придирчиво выбирать рыбину, покуда не нашёл одну с длинным и острым рылом и зелёными плавниками. Он отнёс её повару, мы стояли и смотрели, как тот выпотрошил её, потом опустил в кипяток и мокрую положил на противень. Он полил рыбу чем-то жёлтым, посыпал листьями и рисом, а затем разломил и положил куски в глиняные миски.
– Берите чашку в левую, а палочки в правую, – сказал Локк, – и хорошенько макайте каждый кусок в соус. Ваши будущие коллеги вряд ли угостят вас национальной кухней.
Около нас остановился буддийский монах в оранжевом хитоне, бритоголовый, с запавшими глазами. На поясе у него болталась кожаная сумка. Повар с поклоном расстегнул сумку и положил туда кусок рыбы, что жарилась для нас. Монах деловито проверил, хорошо ли бирманец застегнул сумку и, не сказав ни слова, двинулся дальше.
– Вот истинная власть в этой стране! – Локк проводил монаха взглядом. – Вам, конечно, об этом говорили, но одно дело знать понаслышке, другое – видеть. Здесь, куда ни кинь, каждый мужчина и каждая женщина прошли через монастырь. Монастырь – это начальная школа и ремесленное училище, там учат детей грамоте, а молодёжь семейной жизни. Но и после обязательного служения жрецам верующие остаются их резервистами, и ни одному правительству в мире не платят такой обширной и постоянной дани, как оранжевым монахам.
Наш нынешний посол может претендовать на высшую награду конгресса: вот уже пять лет, как мы участвуем в приношении даров Будде, и это самый умный шаг, предпринятый в этом краю кем-либо из европейцев.
– Если я правильно понял, у католической миссии не слишком много шансов стать центром притяжения для местного населения.
– Вот именно. Туда, если и ходят, то потому, что миссия заменяет кино и театр, а главное, магазин, торгующий в кредит. У вас будет хорошее прикрытие.
Я попробовал рыбу – она была полусырая и отдавала соей.
– Есть люди, которые годами не могут привыкнуть к здешнему климату, -участливо заметил капитан. – Но где ещё вам будут платить столько же?
– Мой шурин поехал к Уэстморленду, ему платили 70 долларов за вылет, и его сбили над Хайфоном. Нэнси осталась с годовалой дочкой.
– Тут мы ведём себя иначе. Они начнут ещё не скоро.
– Но всё-таки начнут?
Локк удивился:
– А как вы думали? Копните глубже, может, из ста наших политиков вы и наберёте десяток, которые даже втайне не думают, что нам придётся убираться. Всё дело в том, кого мы тут оставим после себя: красных или националистов? Посмотрите вокруг: базар затоплен нищими. Самым везучим удаётся заполучить место на сампанке, в которую у нас сели бы разве что самоубийцы. А город -это всего лишь оазис, дающий весьма смутное представление о пустыне. Им нужна земля, нужна хотя бы горсть риса на завтрак, обед и ужин. А что мы можем предложить? Прелести многопартийных выборов и жевательную резинку, пусть даже местного производства? Азия будет красной или полосатой, как вам угодно, но без нас.
18
– Пойдёмте пешком, – предложил капитан, – вам нужно больше двигаться и глубже дышать – это помогает. И потом, я хочу выпить: заглянем в хилтоновский бар на крыше.
Мы выбрались из толчеи и переулком вышли на главную улицу. Вдоль тротуаров стояли полицейские и солдаты, по асфальту катил "линкольн", широкий, как авианосец. По бокам стрекотали мотоциклы.
– О, вам везёт! – сказал Локк. – Первый день в столице, и лицезреете самого президента.
Я не сразу разглядел в огромном кузове щуплого старичка в тёмных очках с каким-то блюдцем на груди.