Сонарол
Шрифт:
– Спокойной ночи, – сказала она бесцветным голосом.
Я был у дверей, когда Клэр остановила меня:
– Когда будешь проклинать нашу встречу, помни всё-таки, что я с тобой не притворялась.
14
– Вы ничего не слышите? Кажется, вертолёт? – насторожился Гордон, откладывая рукопись.
Браун не ответил. Глаза его были закрыты. Кулаки сжаты.
– Холодно, Мэри, холодно. Почему так холодно? – пробормотал он.
Гордон поспешно спрятал записки, взял ружьё и вышел из палатки. Теперь шум вертолёта
"Я делаю огромную глупость!" – подумал он, но иного выхода не было. Лейтенант дышал на ладан.
Вертолёт продолжал лететь над лесом. Гордон зарядил снова и ещё раз выстрелил. Теперь лётчики заметили его сигналы. Вертолёт стал снижаться -шум мотора слышался всё отчётливее. Было совершенно темно, как бывает лишь в тропиках, поэтому Гордон следил за машиной по звуку. Между ними оставалось не больше трети мили, когда наверху вспыхнула молния, и красная змейка метнулась к земле.
– Ракета!
Он плашмя бросился в траву, закрыл лицо руками. Взрыв всколыхнул воздух, комья земли и срезанные ветки пронеслись над головой. Вдалеке загорелся бамбук.
Гордон вскочил и побежал к палатке. Огонь ещё не освещал её, но ветер гнал пламя к югу, с минуты на минуту палатка станет отличной мишенью.
Он с трудом вытащил лейтенанта, взвалил на спину; тело сползало, приходилось держать его обеими руками.
– Господи, успеть бы к реке. Им стоит только зацепиться, потом не отвяжутся, пока не расстреляют весь запас…
Он не видел, как там палатка, но американцы выпустили сразу две ракеты, в отсветах пожара стал виден вертолёт – машина шла на посадку.
Гордон втащил больного в камыши.
От тряски лейтенант пришёл в себя.
– Партизаны? – прохрипел он. – Поднимите меня, пусть расстреляют стоя.
– Помолчите, – попросил зоолог. – Это ваши – американцы.
Он видел их довольно хорошо: вертолёт сел, и сразу же на землю выскочили человек двадцать с автоматами в руках.
– Эй, мальчики! – заорал Гордон. – Не стреляйте! Тут белые.
Ветер всё дул на юг, они должны были расслышать.
– Мы здесь! – закричал Гордон. – Я выхожу к вам.
Цепочка остановилась, солдаты опустили оружие. Взводом командовал капитан – небритый, в грязном пропотевшем хаки.
– Вот мои документы, – протянул удостоверение Гордон. – Я англичанин.
– Ладно, – буркнул капитан. – Не видели, куда девались партизаны?
– Здесь никого нет, я тут живу пятый день, никого нет, капитан. Вас должны были предупредить, что у меня тут лагерь.
– Чёрт его знает… Может, и говорили. Вы думаете, здесь что-нибудь можно понять по карте? Проклятые заросли, я бы на вашем месте убрался отсюда, пока жив… А это кто? Американец?
– Он сам всё объяснит, если вы его вывезете отсюда. Его надо срочно доставить в госпиталь.
– Давайте его сюда, – сказал капитан, – но я не ручаюсь, что это будет скоро. Мы патрулируем до утра, не думаю, чтобы нам разрешили прервать работу.
– У него воспаление лёгких. В конце концов, это ваш человек!
– Ну и что? Они там в штабе с ума посходили с этой инфильтрацией, вы себе не представляете, – раздражённо ответил капитан. – Они и слышать не захотят.
– Тогда я вам не дам его! – сказал англичанин. – Я не убийца, на земле его, по крайней мере, не будет укачивать. Оставьте мне пенициллин, если он есть у вас, и постарайтесь, чтобы к утру пришла машина.
– Ладно. Могу ещё дать консервированной крови. Надо?
– Не думаю, – сказал Гордон. – Вы не попали в мою палатку? Шприцы остались там.
– Мимо! – Капитан махнул рукой. – Спим на ходу, какое там попадание. Берите пенициллин. Я постараюсь, чтобы вас подобрали утром.
15
"Наверное, следовало им сказать, что он курьер", – подумал Гордон, распечатывая шприцы.
– Хэлло, Гарри, как самочувствие? Они дали мне пенициллин.
– Ага.
– Я не сказал им, кто вы, потому что не знаю, как вы решили поступить с тем пакетом. Я полагал, что вы сами вмешаетесь, если вам очень важно доставить его куда следует.
– Сожгите его. Я не хочу, чтобы вами занялась контрразведка.
– А пепел?
– Спустите его в воду. Мне тоже лучше, если они будут думать, что я освободился от пакета сразу, ещё в воде.
После укола лейтенанту стало легче, и он уснул. Гордону спать не хотелось, да и не стоило: до утра оставалось часа три, в таких случаях лучше вовсе не ложиться, чем проснуться с головной болью на весь день.
Зоолог устроился у лампочки и развернул рукопись Миссионера.
…"И вот я здесь, в этой стране, куда нас не звали и где все мы -виновные и невиновные – причастны к смертному греху. Я прилетел 12 февраля из зимы в лето, в вечное, сумасшедшее лето, которое не прекращается даже когда снимают урожай или начинаются муссонные дожди.
У самолёта меня встречал капитан Локк – молодой блондин в отлично сшитом мундире и с оксфордским произношением.
– Приветствую вас, доктор! – сказал капитан. – Morituri te salutant! [Обречённые на смерть тебя приветствуют. (Лат.). Клич гладиаторов.] Садитесь в машину, и я вас повезу самым длинным путём, чтобы вы узнали, что такое Тха-Калор, и никогда не жалели, что будете служить здесь.
Все города мира – узелки на огромной сети, сплетённой из дорог. Тха-Калор – это тарелка с жиденьким супчиком цивилизации, оброненная дьяволом среди чертополоха. Оглянитесь назад. Вы видите гору Минхан. Отсюда кажется, что до неё две мили, на самом деле – восемь. Но вы никогда не взберётесь на её склоны, не потому что далеко, а потому что от ограды нашей базы до горы – сплошное болото, поросшее ползучей травой. Повернитесь к реке. Она называется Поющей: она поёт, ибо вода всё время перекатывается через пороги. А теперь посмотрите на забор, опоясывающий сие место, как меловой круг вигвам шамана. На его бетонных плитах смело можно начертать дантовское "Оставь надежды всяк сюда входящий", потому что куда ни кинь -дороги обрываются у забора, свобода передвижения – тоже. Сюда прибывают по воздуху и возносятся отсюда только на небеса, что, впрочем, соответствует предназначению военно-воздушной базы.