Сонеты 98, 95, 49 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Шрифт:
Похотью и низменными мыслями — её, её; отмщением — её;
Амбициями, вожделением, сменой горделивости презреньем,
Милым устремлением к страсти, навету клеветой, изменчивостью,
Всеми недостатками, что могут быть перечислены, нет, да что чёрт их знает,
Почему же её, частично или вместе все; но, если быть точнее, все.
Ради, сглаживания самого порока
Они непостоянны, но зато изменяются до сих пор
Одним пороком, но сроком в одну минуту, ради единственного
Нет не вполовину столь давнего, как тот. Я напишу вопреки им,
Ненавижу их, проклинаю их; и всё же
В праведной ненависти помолиться, чтобы они обладали их желаниями всеми.
Чтобы сами дьяволы не смогли извести их куда лучше.
(Уходит)
Уильям Шекспир «Цимбелин король Британии» акт 2, сцена 5, 1372—1406.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 20.01.2024).
Иносказательная аллегория пьесы покоряла и продолжает покорять искромётным юмором сердца зрителя из любого сословия, к примеру, если взять фразу из пьесы: «И меня куда чаще умоляла об воздержанности; и делала это с пухлостью настолько розовой, сладчайшим взглядом от того, что смогла бы отогреть старину Сатурна; чтоб Я посчитал её настолько целомудренной, как нерастаявший снег».
Впрочем, давайте вернёмся к семантическому анализу сонета 98, проводя сравнительный анализ литературных образов.
При внимательном рассмотрении слова-символа «Сатурн» в контексте строки 4 сонета 98, мы обнаруживаем, что оно служит идентификационным маркером для обозначения конкретной личности, Уильяма Сесила, которой действительно, являлся «тяжеловесной» фигурой в политике и экономике Англии. Занимая должность Госсекретаря и казначея, помимо этого выполнял обязанности главы Секретной службы, как внутренней, так и внешней, являясь членом Тайного Совета при дворе Елизаветы.
По моему мнению, строку 4 следует воспринимать, как имперсональный опыт фрагментов воспоминаний, связанный далёким сиротским детством самого поэта и драматурга, будучи «безотцовщиной», также проживавшей в Сесил-хаус на Стрэнде.
Второе четверостишие представляет собой одно многосложное предложение, которое также являясь «аллюзией», намекающей на другое воспоминание. Содержание второго четверостишия подтверждает риторическим приёмом начальной части строки 5: «Yet nor…», «До тех пор, пока ни…».
С другой стороны, в антитезе двух воспоминаний, происходившего в разное время, поэт хотел раскрыть поменявшееся отношение Уильяма Сесила к Саутгемптону по истечения длительного времени, а именно после его содействия в создании и поставке первых двух пьес Шекспира «Венера и Адонис» или «Изнасилование Лукреции». на подмостках при дворе королевы Елизаветы.
«Yet nor the laies of birds, nor the sweet smell
Of different flowers in odour and in hue,
Could make me any summer's story tell:
Or from their proud lap pluck them where they grew» (98, 5-8).
«До тех пор, пока ни крики птиц, ни сладчайшие запахи
От разных цветов во всех ароматах и оттенках,
Не могли меня вынудить рассказать какую-либо историю лета,
Или выдёргивать их с гордых колен там, где они выросли» (98, 5-8).
В строках 5-6, повествующий бард языком иносказательной аллегории описывал жизнь придворных аристократов: «До тех пор, пока ни крики птиц, ни сладчайшие запахи от разных цветов во всех ароматах и оттенках». Аллегория строк 5-6 становится понятной после прочтения последующих строк, входящих в это четверостишие. Особенно, при прочтении строки 8, содержание которой проясняет содержание строк 5-6 в том, что они служат в качестве метафорической аллегорией для последующего текста сонета.
В строках 7-8, повествующий продолжил «цветочную» тему: «Не могли меня вынудить рассказать какую-либо историю лета, или выдёргивать их с гордых колен там, где они выросли». Оборот речи строки 7: «any summer's story tell», «рассказать какую-либо историю лета» по сути, является литературным приёмом «аллюзия», дающим намёк на одну из пьес-комедий Шекспира, имеющей мифологический сюжет. Конечно же, это «Венера и Адонис» или «Сон в летнюю ночь», где действия актов сцен происходили летом, а содержание пьес при помощи аллегории описывает жизнь и забавы аристократов при дворе Елизаветы, включая её саму и её фаворитов.
Хочу подчеркнуть для верного понимания, что фраза строки 7: «any summer's story», «какую-либо историю лета» своим синтактическим оборотом, словно подсказывает, что речь шла не об «единственной истории лета», а об двух или одной из двух.
Оборот речи строки 8: «Or from their proud lap pluck them where they grew», «Или выдёргивать их с гордых колен там, где они выросли» показывает отстранённую позицию поэта и драматурга к вопросу повсеместного доносительства, как непреложного правила в бурной и насыщенной жизни при дворе.
Согласно пунктуации, принятой в тексте оригинала Quarto 1609 года на английском следует, что второе и третье четверостишия входят в единое многосложное предложение, что подтверждает мою версию об описании в них в аллегорически иносказательной форме событий, происходивших при дворе Елизаветы. В связи с наличием очевидно выраженной тематической связи между сонетами 98 и 99, то эта связь укрепляет аналогичную версию, принятую мной при прочтении подстрочника сонета 99.
Подстрочники второго и третьего четверостиший сонета 98 при прочтении текста Quarto 1609 года, по-видимому, следует воспринимать не обособленно, а скорее всего вместе.
«Nor did I wonder at the Lillies white,
Nor praise the deep vermilion in the Rose,
They were but sweet, but figures of delight:
Drawn after you, you pattern of all those» (98, 9-12).
«Ни вопрошал вопросом о белизне Лилли Я,
Ни восхищался в Розе глубиной киновари,
Они были, зато милыми, лишь только фигуры восхищенья,
Прочерченные после вас, вы — образец для всех них» (98, 9-12).
В строках 9-10, повествующий бард в подстрочнике перевёл внимание к королеве и её любимой придворной даме Элизабет Вернон: «Ни вопрошал вопросом о белизне Лилли Я, ни восхищался в Розе глубиной киновари».