Сонька. Продолжение легенды

Мережко Виктор Иванович

Когда экипаж обер-полицмейстера поравнялся с бомбистом, тот решительно шагнул вперед, выхватил из-под полы тугой сверток и, размахнувшись, бросил его прямо в приоткрытое окно кареты.

Раздался взрыв невероятной силы, лошади рванули вперед, потащив за собой развороченную карету, со всех сторон послышались испуганные крики; на булыжник первым рухнул извозчик, а следом за ним окровавленные обер-полицмейстер и полицмейстер Василий Николаевич Агеев.

Шагах в пяти от взрыва лежало неподвижное, изуродованное тело бомбиста — Марка Рокотова.

Пан Тобольский,

увидев случившееся, отчаянно бросился в переулок к своей повозке, но непостижимым образом его перехватили агенты, набросились, скрутили, потащили по грязному и дурно пахнущему булыжнику.

Он вырывался, сдавленно кричал, выворачивал голову, стараясь понять, жив ли поэт и успела ли бежать Кристина.

Глава седьмая

Кочубчик

Анастасия оставила повозку возле ворот своего дома, нетерпеливо стала жать на кнопку звонка и, когда привратник открыл калитку, бегом ринулась в дом, сжимая в руке несколько газет.

Никанор проводил ее недоуменным взглядом, а она, ничего ему не объяснив, понеслась в глубину комнат.

Сонька и Михелина как раз чаевничали, княжна влетела к ним, бросила на стол газеты.

— Читайте!

Сонька отставила чашку, взяла одну из них. В глаза бросился крупный заголовок на первой странице:

БОМБИСТЫ ОБЕЗГЛАВИЛИ ПИТЕРСКУЮ ПОЛИЦИЮ.

Воровка взяла еще пару газет, в них то же самое:

ТЕРРОРИСТ РОКОТОВ ПОГИБ НА МЕСТЕ.

ОБЕР-ПОЛИЦМЕЙСТЕР И ПОЛИЦМЕЙСТЕР СКОНЧАЛИСЬ, НЕ ПРИХОДЯ В СОЗНАНИЕ.

КТО СТОИТ ЗА КРОВАВЫМ ТЕРРОРОМ?

ЗАДЕРЖАН ОДИН ИЗ УЧАСТНИКОВ ПОКУШЕНИЯ.

Анастасия раскрыла одну из газет, села на диван, стала читать:

— «…Как только карета с полицейским начальством выехала на набережную Екатерининского канала и почти домчалась до Спаса на Крови, некий человек буквально бросился под колеса экипажа и метнул бомбу в открытое окно кареты. Взрыв был такой силы, что обер-полицмейстер и его заместитель, полицмейстер Агеев, были буквально выброшены на булыжник, и никакая медицинская помощь им не понадобилась. Они были изуродованы и мертвы…» — Девочка взяла следующую газету, нашла там другой текст. — И вот еще: «Бомбистом, по первой версии, оказался поэт Марк Рокотов, известный модными декадентскими стихами и экстравагантной внешностью. Агентами задержан пособник террористов, некий господин Тобольский, поляк по национальности, недавно вернувшийся из сахалинской ссылки также за попытку убийства».

Княжна отложила газеты, озабоченно посмотрела на воровок.

— Такие вот страшные новости.

Михелина молчала, вращая пустую чашку в блюдце.

— Я знала этого пана, — сказала неожиданно Сонька.

— Пособника?

— Мы вместе были на каторге.

— Вы были на каторге? — ужаснулась Анастасия.

— В моей жизни, милая девочка, многое было. Так что держись от нас подальше, — усмехнулась воровка и обратилась к дочке: — Надо срочно делать ноги, Миха.

— Делать ноги? — не поняла княжна.

— Ну,

бежать, — объяснила Михелина и с иронией спросила мать: — Куда бежать? Только высунемся, тут же схватят.

Анастасия подошла к Михелине, обняла ее.

— Я не отпущу ее. Она — моя сестра.

— А моя дочь, — засмеялась Сонька.

— Все равно не отпущу!.. — Княжна с мольбой посмотрела на Соньку.

— Начнут искать и сюда доберутся, — объяснила Михелина.

— Не доберутся. Я никого не впущу в дом.

— Ну и сколько лет нам придется здесь куковать? — Воровка снисходительно усмехнулась. — С ума съедем в этих стенах.

— Хорошо, — нашла выход Анастасия. — Я поеду с вами. Денег у меня хватит, будем ездить по всему свету. А потом о вас забудут, и мы вернемся.

Это вызвало невеселый смех у обеих воровок. Княжна обиженно посмотрела на них.

— Чего вы?

— Ты — чудо, — поцеловала ее Михелина и перевела взгляд на мать. — Может, переждем немного? А то вдруг нарвемся.

Та пожала плечами, печально улыбнулась.

— Все равно когда-нибудь нарвемся.

В пустой комнате, на голых стенах которой, кроме окна, больше ничего не было. Тобольского допрашивал Егор Никитич Гришин. Смотрел на задержанного с откровенной неприязнью, если не с ненавистью. Поляк же, напротив, был предельно спокоен и собран.

Возле стенки с прямой спиной и шеей сидел на табуретке судебный пристав Фадеев.

— Имена и адреса сообщников, — вел допрос следователь.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — с недоумением произнес пан.

— Вы подозреваетесь в том, что способствовали покушению на высокопоставленных лиц департамента полиции.

— У вас нет доказательств, господин следователь.

— Будут.

— Когда будут, я отвечу на любой ваш вопрос.

— Вы отбывали каторжный срок на Сахалине.

— Да, я был сослан туда за покушение на убийство.

— Значит, история повторяется?

— Не понимаю, о чем вы.

— Убийство, здесь пособничество в убийстве. Не слишком ли все близко?

Пан Тобольский снисходительно усмехнулся, пожал плечами.

— Никакой близости. В давней истории, за которую я отбыл полагающийся срок, было желание наказать подлеца. К сожалению, не получилось. Здесь же… здесь к теракту я не имею никакого отношения.

— Егор Никитич, — не выдержав, подал голос судебный пристав, — дело тухлое. Господин играет в несознанку, а ты вертишься вокруг да около. Может, кликнуть «ваньков»?

— Успеем, — отмахнулся тот и снова повернулся к допрашиваемому. — Вы понимаете, что вам светит, господин Тобольский?

— Ничего не светит, — просто ответил тот. — Ваши агенты задержали совершенно невинного человека, и теперь шьете ему дело. Вам надо отчитаться перед начальством?

— Нам надо добиться вашего признания.

— В чем?

— В пособничестве содеянному террористическому акту.

Поляк перебросил ногу на ногу.

— Не по адресу.

— Почему во время взрыва вы оказались на Екатерининском канале?