Сонные глазки и пижама в лягушечку
Шрифт:
О боже! Какой придурок! Только бы не увязался следом… И вдруг, спеша мимо сверкающих водоемов и бело-солончаковых арок, буквально рыдая от смущения и досады (как можно было позволить телесным желаниям так себя ослепить!), – вы слышите его крик:
– Подожди, суфлейная пипка! Постой! Куда ты бежишь? Ты же не слышала самого главного!
Воскресенье, 8 апреля, день
В качестве морепродукта
12:17
Это крупная тварь размером с пуделя. Тело ее заключено в хрусткий панцирь, а ног вдвое больше, чем диктует хороший вкус; длинные гибкие антенны
Когда ваша мать бросилась под цементовоз, бабушка Мати взяла швейные ножницы и вырезала ее изображение из каждой фотографии в семейном альбоме – то ли из филиппинского суеверия, то ли из обычной злости. Трудно сказать. В любом случае хорошо бы сейчас иметь такие ножницы, которыми можно было бы вырезать фигуру Даймонда из отражения в витрине. А еще лучше вырезать себя, а он пусть остается. Эта витрина, рядом с которой припаркован «порше», принадлежит конторе, истребляющей вредных насекомых. Внутри красуется голографический таракан – жирный, как оцелот. Таракан здесь как-то неуместен: на холодной широте Сиэтла эти паразиты не приживаются. А вот Даймонд, напротив, процветает и вредит в любом климате.
– Ничего себе, – присвистывает Даймонд, игнорируя ваши попытки его игнорировать. – Какая же нужна лягушка, чтобы скушать энто энтомологическое блюдо! Поневоле задумаешься: а чем питалась Номмо?
– Слушай, Ларри, – говорите вы, изо всех сил стараясь огрубить медоточивый голосок, – у нас с тобой вряд ли что-то получится.
– Получится? Что? – Даймонд, кажется, искренне удивлен.
– Наши отношения. Они ни к чему не приведут.
– Еще как приведут!
– Могли бы, да. Но не приведут. У нас с тобой нет будущего, понимаешь?
– Будущего? Да, понимаю. Ты не видишь горшочка с золотом в конце нашей радуги. Не веришь, что эта близость принесет дивиденды. Ты разочаровала меня, Гвендолин. Я надеялся, что твоя лампочка на пару ватт ярче, чем у тех несчастных жаб, которые смотрят на романтические отношения как на вложение, как на государственные облигации или квартиру с видом на залив. Разве не глупо жаловаться, что у красивого заката нет будущего? И почему любовь обязана к чему-то вести? Она ведь не тропинка в лесу. Она – это сам лес. Дремучий сказочный лес, где танцуют феи, где на ветвях дремлют старые похотливые питоны. Мы все, кроме самых черствых, ни на что не годных сухарей, хотим попасть в этот лес; нас очаровывают его тайны. Но оказавшись там, мы первым делом вызываем лесорубов и бульдозеры, чтобы превратить его в опрятный ресторан или автостоянку. Что ж, наверное, такова плата. Безопасность. Стабильность. Определенность. Только запомни, молочная пипка: то, что происходит между нами, называется не «отношения». Это называется «столкновение». У столкновений действительно не бывает спокойного будущего, зато по части интереса с ними мало что может соперничать. Разве я не прав?
Да, тут не поспоришь: столкновение с Даймондом до сих пор было весьма интересным. И потом, что бы он там ни говорил, вы не принадлежите к типу женщин, которые расценивают каждого мужчину как потенциального кандидата в мужья. Но феи?! Сначала он выставил себя дураком, а вас дурочкой, прилюдно разглагольствуя о космических похитителях лягушек, а теперь рассказывает о феях? Если это шутка, пусть расскажет ее таракану! А у вас есть более важные дела.
– Жалко. Я надеялась, что мы вместе займемся бизнесом.
В ответ он молча улыбается; отражение этой ухмылки идеально подходит к сидящему за стеклом макропаразиту.
– Вот видишь! Ну как с тобой иметь дело? (Ирония ситуации – спрашивать больного раком, не болен ли он, – до вас, очевидно, не доходит.) И потом, эти твои публичные сцены, эти номера, которые ты откалываешь… Я так не могу, Ларри.
– Хм-м… А мне показалось, что вчера в «Быке и медведе» ты отколола неплохой номер.
– Хорошо, признаюсь. В последнее время я себя веду немного странно. Отвязно. Однако это просто трудный период. На самом деле я совсем не такая.
– Вот как? А какая ты, Гвендолин?
Вы вздыхаете, кусаете «поцелуйный мешок», заменяющий вам нижнюю губу, и отворачиваетесь от витрины.
– Я спекшийся жокей на хромом коне в подтасованных скачках. Но я не сдамся, буду скакать до финиша. Одна, без помощников. Вот так! А теперь, если хочешь, я отвезу тебя обратно в боулинг. Больше можешь ни на что не рассчитывать. У меня еще куча дел.
Пока вы шарите в поисках ключей, Даймонд постукивает по стеклу, за которым сидит гигантский таракан.
– Гвендолин! Если наш ребенок родится таким, ты все равно его будешь любить?
12:22
Даймонд соглашается, чтобы вы его подвезли. Но не в «Гремящий дом». Он хочет поехать в старый благообразный отель «Сорренто» на Ферст-Хилл, где, судя по сообщениям, остановился доктор Ямагучи.
– У меня тоже есть кое-какие дела.
И кладет руку вам на бедро.
Вы стряхиваете ее.
– Ларри, хватит! Я серьезно. Гонг уже прозвенел. У меня и так в жизни беспорядка хватает. Мне даже нормальные отношения не по плечу, а уж тем более «столкновения».
– Напротив! Столкновение – как раз то, что тебе нужно. Столкновения нас меняют. Нормальные отношения при удачном раскладе могут наполнить жизнь смыслом. Но изменить может только столкновение. Это в равной степени относится и к людям, и к целым культурам. Привести исторические примеры?
– А с чего ты решил, мистер Зазнайка, что мне нужно измениться?
– Да потому что именно для этого мы все здесь находимся. А для чего еще? Для того, чтобы выплачивать кредиты?
– Я развиваюсь, расту. Почему ты думаешь, что я не расту?
– Я говорю не о росте. Посмотри на маленьких головастиков. Разве они вырастают в больших, а потом начинают называть себя лягушками? Нет, они не маленькие дети, которые вырастают в больших детей и начинают называть себя взрослыми! Головастики превращаются в нечто совсем другое.
Вы уже готовы закричать: «Да какое мне дело до чертовых головастиков?!», – но тут приходится бить по тормозам, чтобы не врезаться в цепочку магазинных тележек, которая пересекает Первую авеню на красный свет. Около полугода назад нескольким бездомным умникам, приспособившим украденные магазинные тележки для перевозки убогого скарба, пришло на ум объединиться в колонну. Идея быстро обрела популярность, и сегодня на улицах полным-полно таких колонн, или «поездов», как их называют. «Поезда» достигают в длину тридцати – сорока тележек и обеспечивают своим владельцам определенную степень защиты – от полиции, мажоров и агрессивных коллег, – а также определенную власть, особенно над автолюбителями, ибо движение в центре города зачастую оказывается парализованным по милости этих медленных, скрипучих и неуважительных караванов дерьма и отчаяния.