Сообщники поневоле
Шрифт:
Эх, Смирнова, знала бы ты, как он после моего приказа под кровать щемился. И лежал там, пока я бежать не вздумала. Ты бы точно свое мнение о нем изменила. Но… Пока у меня нет в планах портить репутацию Довлатова. Пока. Пусть это останется нашим маленьким секретом, который по удобному случаю я использую против него самого.
– Может, человеку полетать вздумалось? Хватит анализировать. Упал и упал. Хотя да, чудной он, ты права. Все руки или ноги ломают, а он палец.
– Ты же его не толкала?
– Я?
– Ты могла. Вернее, силы хватит.
– Могу, - на секунду зависаю, детально вспоминая мой героический полет, а потом резко отмираю, чтобы не вызвать лишних подозрений. – Но сегодня я невинна, как ангелочек.
Тем более я уверена, что никакого перелома там нет, а Фил просто неженка, которого все детство на руках таскали, чтобы он коленки не разбивал и не знал, что такое боль.
Эх, не жил он в моем дворе. Не бегал по гаражам и заброшенным зданиям. Бедный, непросто ему. Скучное детство.
– А зачем ты разделась в его комнате?
Если бы я сейчас пила воду, то поперхнулась бы, честное слово. Никто кроме меня не знает, что такие вопросы надо задавать шепотом в глухом лесу? А лучше вообще не задавать. Смирнова, кто тебя воспитывал?
– Слава сказал…
– Жарко мне стало, – отвечаю ей и на ноги встаю, разминая коленки.
– Насть, заканчивай с допросом. За стеной парень, между прочим, мучается. А ты все заладила, зачем, когда и почему.
– Когда мы сюда ехали, тебе не было его жалко.
Вот возьму и обижусь. Чего она вздумала меня бессердечной выставлять?
– Господи, а сейчас жалко. Я прозрела, – размахиваю руками и выхожу на трассу, по которой уже минут двадцать гоняет Обашкин.
Парень, как настоящий джентльмен, пропускал меня на поворотах. Хотя мне казалось, Славик просто боялся, что я его задавить смогу. Но не важно. После третьего круга дверь, за которой Айболит лечил нашего Карлсона, открылась, и из нее вышел дяденька в белом халате.
– Все в порядке. Перелома нет.
– А я говорила, – довольная, комментирую врача, но на меня даже внимания не обратили.
– Что тогда? – Мать Тереза Вячеславия никак не унимается. – Вы рентген сделали? Внимательно посмотрели? Он мой друг, и я видел его лицо, когда вез его сюда. Ему было больно.
– Молодой человек, это моя работа, и я прекрасно знаю весь ее алгоритм. Мы сделали все, что могли…
– Он умер? – взвизгнула я, прикрывая рот руками. Что? Обычно слова «мы сделали все, что могли» заканчиваются именно этим.
– Девушка, типун вам на язык. Скажете тоже. Все с вашим другом в порядке. Просто у него низкий болевой порог. Мы дали ему обезболивающие, и уже скоро он к вам подойдет.
Мужичок с типуном ушел, а вот косые взгляды голубков остались.
– Обашкин, зря стараешься, - ерничаю, когда молчание затягивается. – Меня взглядом не убьешь.
– Маруся, – качает головой подруга, а затем напоминает женишку своему, что они врача без презента оставили, а нормальные люди так не поступают.
Нехотя, но Обашкин позволяет себя увести, и снова я одна остаюсь.
В принципе, могу домой уйти. Могу на месте попрыгать. Придумать кличку для Славика. Хотя с такой фамилией она ему не особо и нужна. Раз не нужна, тогда стоит проведать больного. Ему, наверно, там плохо. Со мной станет еще хуже, но мне совесть не позволяет бросить нового знакомого в беде. Ведь как бывает: либо плохо, либо хорошо. Золотой середины нет. Значит, надо кое-кого добить.
– Здоровья твоему пальцу, Филипп. – Захожу в процедурный кабинет и оглядываюсь. – Как ты? Слышала, у тебя обычный ушиб.
И отвечать не надо, сама вижу, что все хорошо. Сидит на кушетке, весь бледный, будто в мешке с мукой побывал, и с раздражением смотрит на меня. Говорю же, он всем доволен.
– Ты все еще здесь?
Оглядываюсь по сторонам и плечами пожимаю. Интересно, он в курсе, что от ушиба пальца галлюцинаций не бывает?
– Решила закончить начатое?
– Какое еще начатое? Так, зашла поиздеваться. Но не стану.
– А я буду. Если кто-нибудь узнает, как я под кроватью валялся, издевательства будут тебя преследовать всю жизнь. И насчет падения тоже молчи. Обашкину я сам все объясню, а остальным знать не обязательно. Все ясно?
– Я и не собиралась никому рассказывать.
– Молодец. Иногда ты бываешь адекватным человеком.
Иногда?
– Фи, Карлсон, не начинай. С таким низким болевым пороком лучше не нарываться.
– А с твоим умением создавать проблемы из ничего лучше прямо сейчас свалить из этой палаты. Слава, зараза, матери позвонил. И она, как я понял, уже на подъезде. Зная тебя, ты не сдержишься и ляпнешь какую-нибудь фигню, из которой мне потом выкручиваться придется. Поэтому - на выход. От греха подальше. Мне и так проблем хватает после встречи с тобой.
– Эй. Я просто…
– Ты просто уходишь и ждешь подругу как можно дальше от меня.
Да пожалуйста. Будто мне самой хочется здесь стоять. Разворачиваюсь на одном месте и с гордо поднятой головой иду к двери.
– Я тебе позвоню, малыш.
Если бы в этой комнатушке был бы еще кто-то, я бы сначала не поняла, что он ко мне обратился.
– Будешь малышом, пока я буду Карлсоном.
Блин, его ведь даже бить нельзя. Мало ли, вдруг загнется совсем.
Бр-р-р-р. Сдержалась и молча вышла под песню его идиотского смеха.