Соперница Аладдина
Шрифт:
Сафият застонала, ее глаза закрылись, голова запрокинулась, а бедра задвигались, повторяя дразнящий танец его пальцев. Одиночество, печаль пустых вечеров, тоска о семье, вчера покинувшая затаенные уголки ее души – все осталось где-то там, в прежней жизни, сейчас она вновь желала лишь одного – безраздельно отдаться новой волне наслаждения, которая, вздымаясь все выше и выше, неотвратимо несла ее на своем гребне к неведомым далям.
Недис холодно наблюдал, как сдержанная, неумелая женщина превращается на его глазах в страстную, охваченную буйным вихрем желания. Теперь Сафият с жадностью принимала от него то, что еще несколько
И Недис вошел в восхитительно влажное, ждущее, жаждущее ее тело. Выждав лишь долю секунды, чтобы Сафият привыкла к новому ощущению, он начал смелую атаку.
– О боги! – простонал он. – Никогда в моей жизни не было ничего подобного! Ты… ты просто чудо, моя мечта…
Сафият не верила себе, не верила своим ушам: вновь такая сила, такая страсть… Она опять стала девчонкой, которая познает любовь самого желанного и прекрасного на свете мужчины.
Недис между тем продолжал размеренно двигаться, успокаивая и одновременно возбуждая. Волна желания подхватила Сафият и стремительно понесла, сметая на своем пути все мысли об осторожности. Затем она швырнула ее вверх, и девушка словно зависла в воздухе, охваченная наслаждением пронзительной силы.
Ее исполненный страсти стон прозвучал для торжествующего Недиса наградой. Сам он давно уже ждал этого момента. О, теперь и ему можно было отдаться ощущениям, возводящим его к самым вершинам! Несколько широких, размашистых движений, и его хриплый стон присоединился к затихающему крику Сафият.
Они долго лежали рядом друг с другом, не шевелясь и почти не дыша.
Наконец хоровод звезд перед глазами Сафият стал меркнуть, а мир – обретать свои прежние очертания. Недис торжествующе улыбался…
«О Аллах великий! – пронеслось в голове у Сафият. – И вновь я потеряла голову от страсти! Довольно было одного его взгляда, чтобы отдаться ему, забыв об осторожности. Отдалась так, словно вижу его впервые. Конечно, он не колдун. Просто по-настоящему опытный мужчина, который может зажечь подлинный пыл даже в самой печальной женщине… Мой Недис…»
Свиток двенадцатый
Опочивальню Сафият заливало безжалостное солнце.
Девушка потянулась и перевела взгляд, чтобы ответить улыбкой на улыбку Недиса. Но постель была пуста – лишь сброшенные простыни указывали, что колдовская ночь ей не пригрезилась.
– Вчера было то же самое, – пробормотала девушка. – Похоже, мой герой не любит перемен.
Сафият еще раз потянулась и неторопливо встала. Набросила халат, собрала волосы и спустилась вниз. Она была уверена, что возлюбленный будет там: она увидит его затягивающим пряжку на туфле франкской работы… или поправляющим неизменный черный плащ. Так оно и оказалось.
Недис поправлял пряжки на башмаках.
– Ты вновь спешишь? Торопишься сбежать?
Сафият еще не договорила, но уже знала ответ. Неприятное ощущение, что сегодняшнее утро до мелочей повторяет утро вчерашнее, холодком скользнуло по спине.
Предчувствия ее не обманули.
– Ну что ты, моя мечта. Разве бы я смог? Ты подарила мне такую страсть, что теперь я до конца своих дней буду помнить каждый
Недис, это было видно, вовсе не лгал. Он чуть ревновал и немного печалился о том, что больше не увидит эту красавицу. Во всяком случае, до того мига, пока она не подаст Амулет Пророчества.
Полуночный гость с улыбкой указал на пергамент, который так и остался лежать на столике. Он был исписан едва ли на треть.
– Я заберу его с собой. – Свиток плотно стянула лента. – А вечером принесу… Сказку нужно дописать. Половина сказки – как половина любви: пугающа и безнадежна…
«Вчера он говорил то же самое… Слово в слово!»
– Вечером? Ты придешь вечером? – переспросила Сафият.
– Да, моя звезда. – Недис пожал плечами. – Вечером, когда закончу свои торговые дела, я приду к тебе, чтобы рассказать новую сказку… Может быть, на этот раз ты сможешь дописать ее…
Под его откровенным взглядом Сафият смутилась. «Я бы смогла… Если бы ты не опутал меня своими сладкими речами… Мне кажется, что ты, мой странный гость, не тот простой купец, каким желаешь казаться… Или я уже так стара, что ничего не понимаю ни в мужчинах, ни в их повадках…»
– До вечера, желаннейшая из женщин мира…
Калитка тихо закрылась.
Сафият, не двигаясь, смотрела вслед гостю.
– А вчера ты захлопнул калитку с грохотом… Но что со мной? Отчего я стою посреди двора, отчего пялюсь на калитку? Ушел – и слава Аллаху.
И вновь пренеприятнейшее ощущение, что повторяется день вчерашний, окатило Сафият холодной волной.
Мысли о ласках уже более не тревожили девушку. Она старательно вспоминала речи, движения, улыбки… Они были не просто одинаковыми, они были какими-то старательно, нарочито одинаковыми. Но, вспоминая о словах и движениях, Сафият, конечно, вспомнила и о ласках – таких же необыкновенно похожих, о движениях и прикосновениях – словно отрепетированных. Да, и сегодняшние поцелуи были липкими, и объятия теперь казались не сильными, а судорожными. А тело, которое ночью виделось ей таким прекрасным, пожалуй, самым прекрасным во всем мире, вновь вспоминалось с дрожью – узкие плечи, впалая грудная клетка, заметное брюшко, светлая кожа…
Девушка присела на подушки.
– Но что двигало мною вчера? Почему я вновь поддалась чарам? Ведь я уже знала, что он немолод, совсем не красив, утомительно велеречив…
Сафият даже подумала, что единственным достоинством ушедшего Недиса была новая сказка – столь же печальная, как и первая, столь же безнадежная, столь же… не сказочная.
– Но почему же он начал с той, другой? Со сказки, которую рассказывал в первый вечер? Неужели забыл, как рассказывал ее?..
Сафият замерла в размышлениях. Минуты текли, девушка почти не двигалась. Неизвестно, сколько бы она просидела вот так, вспоминая и сопоставляя, если бы прямо перед ней не появился Улугбек.
– Котенька… – Девушка с трудом подняла на руки кота. – Ты проголодался, мой хороший? Уже поздно, пора бежать?
Кот боднул хозяйку, однако урчать не стал, лишь на мгновение прижался к ее шее.
«Аллах великий! – Алим с трудом сдерживал ревность. – Ты так прекрасна, ты так нежна… И так легко подпадаешь под влияние этого чудовища… О, с каким бы удовольствием я бы явился перед тобой в собственном обличье! Но, увы, пока я не пойму, как поступить, могу прикидываться лишь твоим котом…»