Сорняк, обвивший сумку палача
Шрифт:
Дэнвин Ричардсон, викарий. Которого Безумная Мэг видела танцующим голышом неподалеку в лесу Джиббет.
Я спрятала улику в карман.
Оставалась только маленькая спаленка в задней части дома. Спальня Робина. Я прошла по безмолвной лестничной площадке и остановилась перед закрытой дверью. Только тогда у меня возникли опасения. Что, если Гордон или Грейс неожиданно влетят в дом и поднимутся по лестнице? Как я смогу объяснить вторжение в их спальни?
Я приложила ухо к темным панелям двери и прислушалась. Ни звука.
Я
Как я и подозревала, это была комната Робина, но это была комната маленького мальчика, умершего пять лет назад: трогательно маленькая кроватка, сложенные одеяла, пустой шкаф, линолеум на полу. Никакого святилища, никаких свечей, никаких фотографий в рамках, запечатлевших, как покойный катается верхом на игрушечной лошадке-качалке или висит вверх ногами на яблоне. Какое горькое разочарование!
Комната была голой и простой, словно «Спальня в Арле» Ван Гога, но без теплоты; она была холодной и отчужденной, как зимняя луна.
Быстро оглядевшись, я поняла, что рассматривать здесь больше нечего, и вышла наружу, почтительно — почти нежно — прикрыв за собой дверь.
И затем я услышала шаги внизу.
Что мне делать? Две возможности промелькнули в моем мозгу. Я могу скатиться по лестнице в слезах, притворившись, что заблудилась и потеряла ориентацию во время приступа лунатизма. Я могу заявить, что у меня нервный срыв и что я не знаю, где я; что я увидела со двора перед домом лицо в верхнем окне, манящее меня длинным пальцем, и подумала, что это страдающая Грейс Ингльби.
Как бы ни были любопытны эти действия, все они приведут к неким последствиям, а в последнюю очередь я нуждалась в дополнительных затруднениях в моей жизни. Нет, подумала я, я проскользну вниз по лестнице и буду очень надеяться, что меня не поймают.
У подножия лестницы послышалось хлопанье, как будто большая птица угодила в дом. Я медленно, но спокойно прошла остаток ступеней. Внизу я высунула голову из-за стены и похолодела.
Луч яркого солнечного света озарял конец коридора. И маленький мальчик в резиновых сапогах и матроске пропал за открытой дверью.
27
Я была в этом уверена.
Он все время был в чулане под лестницей.
Я стояла как столб в дверях, столкнувшись с дилеммой. Что делать? Я наверняка знаю, что, как только выйду из этого дома, вряд ли когда-нибудь снова здесь окажусь. Лучше всего быстренько заглянуть за выгнутую дверь сейчас, перед тем как броситься преследовать привидение в матроске.
Внутри темного чулана от голой лампочки тянулся длинный шнур. Я дернула за него, и пространство озарилось слабым светом. Пусто.
Пусто, если не считать пары резиновых детских сапог, очень похожих на те, что
Главным отличием было то, что эта пара «данлопов» была заляпана глиной, все еще мокрой после утреннего дождя.
Или после могилы.
Выбежав в открытую дверь, я успела заметить синюю матроску, исчезающую за гаражом. За этими ржавыми оцинкованными стенами, насколько я знала, находилась запутанная мешанина построек — лабиринт покосившихся сараев, каждый из которых мог легко предоставить дюжину мест для укрытия.
Я вприпрыжку побежала следом, словно гончая на запах. Мне даже не пришло в голову испугаться.
Но затем я резко остановилась. За гаражом был узкий проход. Что, если беглец устремился туда, чтобы сбить меня со следа? Я медленно пошла по этому проходу, изо всех сил стараясь не задеть стены. Одна царапина острым как бритва отогнутым краем жестяного листа почти наверняка приведет к заражению крови, и я закончу свои дни, связанная по рукам и ногам, в больничной палате, с пеной у рта и мучительными спазмами.
Как будут счастливы Даффи и Фели!
«Я говорила, что добром она не кончит, — скажет Даффи отцу. — Не следовало позволять ей шляться где попало».
Так что по проходу я продвигалась медленно, дюйм за дюймом. Наконец добравшись до конца, я обнаружила, что путь дальше заблокирован старыми канистрами из-под бензина и заросшим крапивой свинарником.
Пятясь назад по коридору смерти, который теперь казался еще уже, я остановилась прислушаться, но за исключением отдаленного кудахтанья наседок я слышала только звук собственного дыхания.
Я тихо кралась между полуразрушенными сараями, уделяя особенное внимание боковому зрению и осознавая, что в любой момент из темных дверей на меня может что-нибудь наброситься.
Именно тогда я заметила следы на земле: крошечные отпечатки, которые могли оставить только вафельные подошвы детских резиновых сапог «данлоп».
Мои чувства были обострены до предела, когда я решилась пойти по следу.
Следы провели меня мимо гаража, мимо проржавевшей громадины древнего трактора, сильно покосившегося на один бок, потерявшего заднее колесо и производившего впечатление чего-то, наполовину утонувшего в песках, какой-то древней машины, выброшенной морем.
Еще один резкий поворот налево, и я обнаружила себя у входа в голубятню, возвышавшуюся надо мной, словно сказочный замок, свет позднего дня окрасил золотом его разномастные кирпичи.
Хотя я уже была здесь, но приходила с другой стороны, так что я медленно прокралась вокруг башни к ветхой деревянной двери, острая вонь голубиного помета уже начинала наполнять мои ноздри.
Может, я не права, на миг подумала я: может, мальчик в матроске пробежал мимо башни и теперь уже далеко в полях. Но следы на земле говорили другое: они вели прямо к двери в голубятню.