Сорняк, обвивший сумку палача
Шрифт:
— Можно? — спросила я, отстегивая опаловую брошь с ее лацкана и воспользовавшись ею, чтобы закрепить края импровизированной повязки.
— О! Мне уже лучше, — сказала она с болезненной улыбкой. — Где ты научилась этому фокусу?
— В организации скаутов, — соврала я.
Опыт приучил меня, что ожидаемый ответ зачастую лучше правды. На самом деле я мучительно искала средство в домашних справочниках миссис Мюллет, после того как перегретая мензурка сильно обожгла мне пару пальцев.
— Мисс Кул всегда так высоко отзывается о тебе, — заметила она. — Я скажу ей, что она попала «в
Я изобразила самую скромную свою улыбку.
— Это мелочь, мисс Паддок, просто чистая удача, что я пришла именно в этот момент. Я была рядом, у мистера Соубелла, видите ли, пришла помолиться у гроба мистера Порсона. В этом же нет никакого вреда, правда?
Я осознавала, что так обильно вешаю лапшу мисс Лавинии, что она вот-вот посыплется у нее с ушей, но дело есть дело.
— Почему бы нет, детка, — сказала она. — Думаю, мистер Порсон был бы тронут.
Она и половины не знала!
— Так печально, — я понизила голос до заговорщицкого шепота и дотронулась до ее здоровой руки. — Но я должна вам сказать, мисс Паддок, что несмотря на трагедию в субботний вечер, моя семья и я получили истинное наслаждение от «Последней атаки Наполеона» и «Бендемеерского ручья». Отец сказал, что в наше время нечасто услышишь подобную музыку.
— О, спасибо, дорогая, — прослезившись, пробормотала она. — Так мило с твоей стороны. Конечно, слава богу, мы не видели, что случилось с мистером Порсоном, поскольку были заняты на кухне. Мы владелицы единственной чайной в Бишоп-Лейси, так что на нас возлагаются определенные ожидания, боюсь. Не то чтобы мы были против…
— Нет, конечно, нет, — сказала я. — Но наверняка толпы людей предлагают вам помощь.
Она издала лающий смешок.
— Помощь? Большинство людей не знают значения этого слова. Нет, Аврелия и я оставались в одиночестве на кухне с начала до конца. Двести шестьдесят три чашки чая мы налили, но, конечно, это считая те, что мы подали после того, как вмешалась полиция.
— И никто не предложил помочь? — сказала я, изображая недоверчивость.
— Никто. Как я сказала, мы с Аврелией все время были одни на кухне. А я осталась вообще в одиночестве, когда Аврелия понесла чашку чая кукольнику.
Мои уши развернулись, как флаг на Северном полюсе.
— Она носила Руперту чай?
— Ну, она попыталась, дорогуша, но дверь была заперта.
— Дверь на сцену? Со стороны кухни?
— Нет, нет… она не хотела пользоваться этой. Ей бы пришлось идти прямо мимо Матушки Гусыни, этой женщины в свете прожектора, которая рассказывала историю. Нет, Аврелия обошла зал сзади и подошла к другой двери.
— Той, что в противоположном проходе?
— Ну да. Других ведь нет, не так ли, детка? Но, как я тебе уже сказала, она была заперта.
— Во время кукольного спектакля?
— Ну да. Странно, не так ли? Мистер Порсон попросил нас перед началом принести ему чашечку чая во время спектакля. «Просто поставьте ее на маленький столик за сценой, — сказал он. — Я найду. Работа с куклами сушит горло, знаете ли». И подмигнул нам. Так зачем же он запер дверь?
Пока она рассказывала, я чувствовала, как факты начинают
— Именно так сказала Аврелия, когда проделала весь путь обратно с чашкой в руке. «С чего ему взбрело в голову запереть дверь?»
— Может, он этого не делал, — предположила я с внезапным приступом вдохновения. — Может, это сделал кто-то другой. У кого есть ключи, не знаете?
— К дверям на сцену есть два ключа, детка. Каждый открывает обе двери. Викарий держит один ключ на своем брелке и дубликат на гвозде в кабинете своего дома. Это все из-за того раза, когда он уехал в Брайтон на матч по крикету между К и Ц — то есть между ктиторами [85] и церковными служителями, и забрал с собой Тома Стоддарта. Том — слесарь, ты знаешь, и, когда они оба уехали, никто не мог попасть на сцену без стремянки. Это сыграло злую шутку с постановкой «Короля Лира» группы Маленького театра, должна я тебе сказать!
85
Ктитор — церковный староста.
— И никого больше не было?
— Ни души, детка. Мы с Аврелией были на кухне все время. Дверь держали полуоткрытой, чтобы свет из кухни не нарушал темноту в зале.
— И в проходе никого не было?
— Нет, конечно. Им пришлось бы пройти через луч света из кухни, прямо у нас под носом, так сказать. Когда мы кипятили воду, мы с Аврелией стояли прямо здесь, у щели, чтобы хотя бы слышать представление. «Пуфф! Бах-бум!» О! У меня мурашки по коже бегут, как только вспоминаю об этом!
Я стояла, не шевелясь и задержав дыхание, не двигая ни единой мышцей. Держала рот на замке и сохраняла тишину.
— Вот только, — сказала она с колебанием во взгляде, — мне показалось…
— Да?
— Мне показалось, что я слышала шаги в зале. Я как раз посмотрела на настенные часы, и взгляд слегка притупился из-за света над плитой. Я выглянула наружу и увидела…
— Вы помните, во сколько?
— Было двадцать пять минут восьмого. Мы накрывали чай к восьми часам, и этим большим электрическим чайникам надо много времени, чтобы закипеть. Как странно, что ты спрашиваешь. Тот милый юный полицейский — как его зовут? — невысокий блондин с ямочками и приятной улыбкой?
— Детектив-сержант Грейвс, — подсказала я. — Кого вы увидели?
— Да, он, детектив-сержант Грейвс. Забавно, правда? Он задал мне тот же вопрос, и я ответила ему так же, как отвечу тебе.
— И как?
— Это была жена викария — Синтия Ричардсон.
25
Синтия, мстительница с мышиным лицом! Мне следовало бы знать! Синтия, скупо раздающая благодеяния в приходе Святого Танкреда рукой Ирода. Я легко могла представить, как она берет на себя задачу покарать Руперта, отъявленного бабника. Приходской зал — часть ее королевства; запасной ключ к дверям на сцену висит на гвозде в кабинете ее мужа.