Сорняк
Шрифт:
Перед тем, как лечь спать, Джорди скинул сапоги.
Он поморщился: обожженные пальцы жутко болели. На них, разумеется, вскочили волдыри. Что ж, это его не остановит.
Завтра он отнесет пленку в проявку, а потом попробует найти кого-нибудь, у кого есть знакомые в колледже. Может, банкир — мистер Уоррен? Но Джорди должен мистеру Уоррену семь сотен и почти наверняка все, что Джорди получит за метеорит, Уоррен заберет себе. Кто еще? Ладно, он подумает об этом утром.
Он расстегнул рубашку — левой рукой, потому что правая была ни
Джорди проснулся на рассвете. Ему было нехорошо. Его лихорадило, в горле пересохло, виски пульсировали.
В глазах двоилось.
— Господи боже, — пробормотал он и опустил ноги на пол. Будто грипп подцепил. Хорошо, что у него достаточно рома и мази "Викс". Он намажет грудь, завяжет горло полотенцем, немного полежит — посмотрит телек, выпьет немного рома и хорошенько пропотеет.
— Именно так, — сказал Джорди. — Именно т…
Он увидел свои пальцы.
Истерика прошла лишь несколько минут спустя, и когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит внизу с телефонной трубкой в руке и слушает, как автоответчик говорит ему, что доктор Кондон будет только завтра после обеда. Он оцепенело повесил трубку и снова посмотрел на свои пальцы.
Из них росло что-то зеленое.
Пальцы больше не болели — они чесались. Ночью волдыри лопнули, и теперь на подушечках краснели язвы, из которых, точно мох, росло что-то зеленое.
Маленькие вьюнки, цветом совсем непохожие на свежую газонную траву. Это был темный, хищный зеленый цвет.
"Это все из-за того, что я трогал метеорит, — подумал он. — Лучше бы я никогда его не видел. Лучше бы он упал на чужой земле".
Но, как говорил его папочка, хочется да неможется. Он имел то, что имел, и оставалось только успокоиться, сесть и и все серьезно обдумать. Пришло время Серьезных Мыслей. Он должен…
Господи, он же протирал глаза!
Каждое утро Джорди первым делом протирал глаза — выковыривал соньки. Черт, да ведь каждый так делает! Левый глаз — левой рукой, правый…
Он метнулся в гостиную, где на внутренней стенке шкафа висело зеркало.
Он вгляделся в свои глаза. Смотрел долго, даже оттянул веки (левой рукой), чтобы ничего не упустить.
Все было в порядке.
Разумеется, глаза были испуганными, но, не считая лопнувшего сосуда, это были обычные голубые глаза сорокашестилетного Джорди Веррилла, слегка близорукие — даже приходилось надевать очки, когда он читал каталоги семян, вестерны Луиса Ламура или грязные книжки, что держал в ящике своего ночного столика.
Издав глубокий вздох облегчения, он пошел наверх. Там Джорди осторожно обмотал пальцы пластырем, израсходовав половину упаковки. На это потребовалось некоторое время: ему, правше, работать одной левой рукой было непросто..
Когда он управился, то понял, что прямо сейчас не сможет остаться наедине с Серьезными Мыслями. Джорди решил проведать свой метеорит.
Когда он пришел на место, то застонал — просто не смог ничего с собой поделать.
Белые хлопья исчезли. Пара не было. От выжженной полумесяцем земли не осталось и следа.
Теперь там рос темно-зеленый вьюнок — высотой со стриженый газон. Ночью шел дождь, который, должно быть, все только ускорил.
От увиденного Джорди пробрала дрожь. Пальцы правой руки безумно чесались — больше всего на свете ему хотелось развернуться, побежать к сараю, открыть кран, сорвать с руки пластырь и подставить ее под прохладную струю воды.
Но от этого будет только хуже. Полюбуйтесь, к чему привел легкий дождик.
Джорди подошел чуть ближе к четкой линии, которая отделяла желтую солому от свежих побегов. Он наклонился и посмотрел на них. Он никогда раньше не видел растение, которое росло бы так густо — даже клевер не шел ни в какое сравнение с этим. Даже практически уткнувшись во вьюнок носом Джорди не видел земли. Цветом растение напоминало цветущий, ухоженный газон, только стебли были не плоскими, а круглыми, и на каждом, точно ветви дерева, во множестве висели маленькие завитки.
Только они были подвижнее веток. На самом деле они напоминали ему руки… жуткие зеленые руки без костей.
И вдруг дыхание Джорди перехватило. Если бы кто-нибудь его увидел, то мог бы вспомнить старую присказку: припал ухом к земле. В данном случае именно так и было.
Джорди слышал, как растет эта штука.
Почва слабо постанывала, как в болезненном сне. Он слышал, как она шевелится, слышал, как ее пронзает мощная корневая система растения. Галька терлась о гальку. Комья земли распадались на части. И среди всех этих звуков был еще один: шуршание, с которым круглые стебли понемногу пробивались вверх. Скрежещущий звук, чем-то похожий на визг.
— Милостивый Иисус! — взвыл Джорди и вскочил на ноги. Он попятился. Не то чтобы его напугал звук растущей травы — как-то раз, много лет назад, он слышал, как растет кукуруза. Теперь всякие умники твердят, будто это байка для тупиц — вроде как если подержать в руках жабу, то покроешься бородавками (от которых можно избавиться, если натереть их ликером). Только если лето выдастся удачным — жара днем, ливни по ночам — и вправду можно услышать кукурузу: в августе, пару ночей. Отец вытащил Джорди прямо из кровати, и они, не дыша, стояли вместе на заднем крыльце старого дома. Он точно слышал этот низкий, скрежещущий звук.
Он помнил, как низкая красная луна освещала широкие зеленые листья, как старое пугало болталось и раскачивалось на заборе, точно жуткое украшение на Хэллоуин, помнил стрекот сверчков… и тот, другой звук. Он тогда испугался, хотя отец и объяснил ему, что ничего страшного в нем нет. Он здорово тогда испугался. Но не так, как сейчас.
Этот звук был похож на шепот землетрясения в недрах земли. Оно пробиралось наверх через глубинные породы и разбрасывало в разные стороны вековые булыжники, еще немного — и тарелки в безумном вальсе полетят с полок, а кофейные кружки рухнут со стойки на линолеум. Это был самый слабый и в то же время самый громкий звук, который он когда-либо слышал.