Сорок бочек арестантов (иронические рассказы)
Шрифт:
К приходу жены заканчивал ремонт первого валенка.
Тамара с 40-градусного мороза влетела раскрасневшаяся, счастливая наконец-то попала в тепло. С легонькой ехидцей спросила, снимая пальто:
– Что, Данила-мастер, получается чаша?
– Полбутылки шампанского теща может выставлять!
– с чувством сапожнической гордости подал "Данила" готовый валенок.
– О!
– схватила супруга предмет ремонта.
– Шик-моде...
И запнулась. Будто с разбегу в стену лбом врезалась. Во все щеки морозный румянец на раз схлынул с лица. В глазах, глядящих мимо Мошкина, вспыхнул
Мошкин повернулся за взглядом жены и забыл про шампанское. Матерки зароились на кончике языка.
"Данила"-сапожник свершил роковую оплошку. До того увлекся процессом, что, как закодированный, подошву для первого ремонтируемого валенка вырезал, распластав голенище второго тещиного. А пара пегих, военно-катанных из козла, собаки и других верблюдов, стоит в сторонке целехонькая.
За все время работы шилом ни полмысли не пролетело о неправильном цвете подшивки. Наоборот, Владимир Петрович пел над радикально черной дополнительной подошвой, ни грамма не подозревая о собственноручно сотворенной катастрофе. У тещи без того со здоровьишком завал, покажи раскромсанный валенок - враз дуба врежет. А новые купить в ту сумасшедшую зиму было бесполезно.
– Вечно ты сломя голову, как голый в баню!
– кричала жена.
– Как можно не отличить эту страхолюдину от маминого?! Как?!
Мошкин тупо смотрел на жену.
– Урод - в жопе ноги!
– клеймила благоверная.
Приходилось безропотно соглашаться...
– Подшивай мои!
– приказала.
– Они, конечно, тоньше. Но нога у нас одна, авось мама не заметит подмены.
– А ты как?
– сердобольно вякнул Мошкин.
– Вся зима впереди, сплошняком морозы трещат!
– У тебя умнее есть варианты?
Таковых не имелось.
И спарить отремонтированный тещин с валенком жены бесполезно. Сразу видно - один толще.
Подшивая Тамарины тещиными, Мошкин о деликатесном вознаграждении не думал. Какое тут к лешему шампанское?
Хотя супруга больше не ругалась. Но потому, как гремела на кухне тазами, как швыряла в них мокрое белье, было ясно: внутри клокочет вулкан злости. Дабы не сгореть заживо, затеяла отвлекающим маневром стирку.
Покончив с валенками для мамы жены (Тамара на этот раз не восхищалась "шик-модерн"), Мошкин забеспокоился, душа прямо заныла: в чем супруга будет противостоять жутким морозам? Из зимней обуви остались одни сапожки на рыбьем меху. И тот искусственный. В таком обмундировании хоть запляшись на остановке: смерть ногам обеспечена. А они не только стройные, родные. Жалко. Любящее сердце подсказало: остатками тещиных валенок подшить козлино-собачью пару.
– Том, давай тебе эти отремонтирую?
– Делай что хочешь!
– обречено прозвучало в ответ.
Дескать, если на роду написано нести тяжкий крест, выше судьбы не прыгнешь.
Подшив три валенка, Мошкин набил руку до виртуозности. Шило замелькало над военно-пегими, вскоре те обрели дополнительные подошвы. Владимир Петрович поставил отреставрированную пару на табуретку, полюбоваться итогом работы. Нет, руки у него из нужного места растут. Покрасить бы еще. Молодая женщина и будто со свалки... А завтра на работу. Да не на стройку штукатуром - в технологический отдел... Каким-то образом
На новую проблему заряженная голова - на то и существует у инженера, чтобы мыслить, - вспомнила про индийский сапожный крем, имеющийся в хозяйстве. Если им покрыть разномастную поверхность? "Разогретая до жидкого состояния вакса ровнее ляжет", - решил Мошкин. В плошке на газе растопил крем, тампоном нанес на рыжее пятно. Ура! Его как ни бывало. Рыжее стало черным.
Вдохновленный блестящим результатом эксперимента, Мошкин приступил к промышленным площадям покраски. Решительно поставил на газ металлическую банку с кремом. Под воздействием высокой температуры тот начал быстро переходить в жидкообразную фазу... Но не остановился в этом состоянии, как требовалось сапожнику, неуправляемо двинул дальше... Вспыхнул ярким пламенем...
Сажа, как из пушки, вырвалась из банки и заполнила хлопьями кухонное пространство. Перед глазами у Мошкина пала шевелящаяся темнота. Она затмила лампочку, шкафчики, весь белый свет. Каких-то 200 граммов в баночке, а сажи налетело хоть лопатой греби... Белоснежные паруса простыней и пододеяльников, развешанных для просушки, в мгновение приняли пиратский окрас. Малюй череп и кости и бери океаны на абордаж.
"Ё-мое!
– подумал во мраке Мошкин.
– Коряво получилось".
На взрыв прилетела жена. Увидела постельное белье, покрытое лопухами жирной сажи, с нарастающим воем выскочила обратно.
Мошкин услышал, как она плашмя упала на диван, сквозь рыдания простонала:
– Боже, чем я перед тобой так провинилась?! За что ты надел на меня этот камень? За что?!
"Так уж и камень!" - проворчал Владимир Петрович. Тем не менее, во весь голос не решился опровергать скоропалительный вывод жены. Обстоятельства требовали срочного спасения семейных ценностей. Вооружившись зубной щеткой, принялся снимать черные хлопья с постельных полотнищ. Технология оказалась верной. В первом приближении удалось счистить траурный налет.
Жену на экспертизу приглашать не стал. И так было яснее ясного требуется перестирка.
Помыв пол в кухне, вернулся к основному занятию того, памятного на всю оставшуюся жизнь дня - валенкам. К счастью, крем не весь сгорел. "Данила-мастер" вовремя успел накрыть баночку тряпкой. Осторожно расплавил остатки и, щедро замазывая пятна, сделал пестрые валенки, катанные в суровые военные годы на основе зоопарка, черными.
И все-таки не в тот момент была поставлена точка в этой истории.
– Ну что?
– спросил жену Мошкин-сапожник, когда на следующий вечер вернулась домой. Отреставрированная обувь на ней была по-прежнему идеально черной.
– Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.
С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской ваксы валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная вонь густо ударила в сотрудников. Даже те, у кого обоняние было забито насморком, начали задыхаться от газовой атаки.
Коллеги закрутили носами - откуда амбра прет? И как по команде бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма кирзой благоухать.