Сорок бочек арестантов
Шрифт:
А я, конечно, помимо трехчасовой ругани с врачами счел долгом навестить самого Выхрестюка. За две гривни нянечка меня пустила в строго закрытую палату, и там под какими-то загадочными приборами лежал Выхрестюк, новый и наполненный светом.
– Ты, - говорит, - читал американскую книжку про клиническую смерть и что там люди видели?
– вместо «здрасти» спросил меня он.
– У меня только две минуты - на всякий случай сразу предупредил я, опасаясь рассказов про дурака Горбачева, который развалил такую страну, - больше вам доктор разговаривать не разрешает.
– Ладно, - грустно кивнул веками Выхрестюк, -
В этот момент дверь сильным толчком распахнулась и недовольный мной, Выхрестюком, нашим с ним финансовым положением, своей нищенской зарплатой и аппетитами жены с тещей, доктор пулей влетел в палату.
– Это что такое, кто позволил? Вы понимаете, что здесь строжайшая стерильность?! Вы что, угробить его хотите?
Я обошел доктора, стараясь пятиться, одновременно обнадеживая оптимистичной улыбкой Выхрестюка и пытаясь сохранить видимость достоинства в ситуации, в которой меня откровенно гнали поганой метлой. Мой визит был завершен.
Пока я ехал домой в предельно стиснутом пространстве маршрутки, я пытался понять, какую истину несли мне светлые, как прожектора перестройки, глаза Романа Альбертовича, и его слова, темные и загадочные, как арамит «Зогара».
И погружаясь в полудрему в скафандре своего пальто, всю долгую унылую дорогу через чавкающий черный снег февральских улиц, я наслаждался удивительно яркой и радостной картиной, которую из своей палаты по телепатическим каналам транслировал мне Роман Альбертович Выхрестюк.
...Ослепительно белый туннель выносит чистую душу неразуверившегося члена КПСС к железным воротам с кумачовым транспарантом над ними. «Мы пришли к победе коммунизма!» - гласит надпись на кумаче, и это не лозунг. Это воплощенный факт. А справа от ворот сидит тетенька в ватнике и у всех проверяет партбилеты. И если кто-то свой в девяностые не сберег - ему же хуже. Выхрестюк перекрестился по-партийному (кто не знает, это так: правой рукой проверяет - вверх: проборчик, вниз: ширинка, слева нагрудный карман: партбилет, справа нагрудный карман: валидол), тетенька одобрительно нахмурилась и нажала кнопку никелированного турникета. Выхрестюк прошел.
За воротами на холм, покрытый ромашками и лютиками, поднималась широкая открытая дорога - Светлый Путь. Начало Пути было ознаменовано небольшой площадью, на которой под небом голубым обливались лучами солнца Социалистический Бык-рекордисте глубокими умными глазами, Лошадь Буденного, Сталинский Сокол и Железный Феликс. Все персонажи были живыми, но стояли на постаментах неподвижно, как часовые на Красной площади. Радужные крылья за спиной у каждого из живых памятников будили смутные ассоциации. Особенно хорош был Железный Феликс в сияющих доспехах, у которого даже крылья отливали вороненой сталью. Феликс опирался на огненный Карающий Меч Революции чистыми руками, его доспехи на месте горячего сердца светились раскаленным докрасна металлом, а на холодной голове серебристыми хлопьями под жарким солнцем искрился иней.
Пейзаж открывался во всю ширь после подъема на холм. Поля зеленели, сразу колосились и радостно отдавали урожай веселым комбайнам,
Веселые мартены фонтанами выстреливали в блюминги и слябинги расплавленный металл. Рядом стояли Сталевары, изредка зачерпывая сталь в особую рюмочку, укрепленную на длинном железном штурпаке. Сталь светилась и сыпала искрами бенгальского огня, а Сталевары смотрели сквозь эту рюмочку на солнце и улыбались улыбкой французского винодела.
– Добрая сталь уродилась в этой плавке, - говорили они один другому и участвовали в художественной самодеятельности.
Из-под земли время от времени появлялись Усталые, но Счастливые Шахтеры и широким стахановским движением давали стране угля.
Всюду лились песни, сливаясь в полноводные реки, разливаясь широкими рукотворными морями и низвергаясь сквозь турбины электростанций, освещали все вокруг.
По берегам этих рек активно зеленели Сады Культуры и Отдыха. В них росло Благосостояние советского народа. По чистым, ухоженным дорожкам этих Садов неспешно гуляли Дружинники с красными повязками «ДНД» на рукавах. Они поправляли Доски Почета и мягко и деликатно боролись с Отдельными Недостатками. Недостатки сразу перековывались, от души благодарили Дружинников, тоже надевали красные повязки и шли в Передовики Производства.
В самом центре сияющего пейзажа, конечно же, стоял Кремль. Все дороги сходились к нему, все пути вели к нему, все мечты и надежды были связаны с ним. Выхрестюк взялся за путеводную нить Надежды, связанную с Кремлем и в одно мгновение очутился на Красной площади возле Мавзолея Владимира Ильича Ленина.
На трибуне Мавзолея, перешагнув все старые обиды и колебания линии партии, Великий Вождь обнимался и целовался с Никитой Сергеевичем и Дорогим Леонидом Ильичей. Их окружали представители Прогрессивного Человечества, восхищаясь и записывая что-то в свои блокноты.
Ленин лежал в Мавзолее, спокойно закрыв глаза и зная, что Дело Его - живет. Он был не мертвый и не живой, его статус позволял ему даже здесь быть Живее всех Живых. Выхрестюк ошеломленно смотрел на Вождя Мирового Пролетариата, излучавшего во Вселенную волны мировой гармонии.
В этот момент пробили часы на Спасской башне и рубиновые звезды Кремля зажглись для всей Великой Страны.
Ленин улыбнулся, открыл глаза и встал навстречу Роману Альбертовичу.
– Здравствуйте, товарищ - с особым, ленинским прищуром сказал он и протянул руку Выхрестюку.
– Пойдемте ко мне, батенька, чайку попьем.
И Ленин - сам Ленин!
– взял под локоть Выхрестюка и повел его в маленькую уютную комнатку в Кремле, с зеленой лампой на письменном столе и стульями в белых чехлах. Там уже хлопотала с чашками сама Надежда Константиновна Крупская, а через минуту появилась Инесса Арманд с большим закопченным солдатским чайником.
– Спасибо, спасибо, Инессочка, - радостно поприветствовала ее Надежда Константиновна, - а у нас Роман Альбертович в гостях.
– Здравствуйте, товарищ Выхрестюк, - жизнерадостно поприветствовала Роман Альбертовича Инесса и протянула ему ладонь дощечкой.