Сорок дней в Африке
Шрифт:
Доктор Надь долго служил профессиональным охотником. Но славы Хантера он не узнал, и потому главным образом, что животными Африка катастрофически обеднела.
Не закрывая охоты совсем, животных стараются сохранить большим числом всяких ограничений и правил в охоте. Надь справедливо решил: от этих сложностей — один шаг до охотничьего хозяйства. Так у подножия вулкана Меру родилась необычная концессия. Правда, охоту в хозяйстве у Надя можно сравнить с ужением в пруду, где рыбу подкармливают, где места клева известны заранее и к ним ведут утоптанные дорожки. Приятней ловить в дикой, вольной реке. Но что делать? Европа давно охотится только в хозяйствах. И парадокс: благодаря культурной охоте и удалось сохранить многих зверей. Надь считает, что этот путь неизбежен и в Африке.
При первой встрече мы с Мишей намекнули доктору Надю, что хотим поглядеть, как ведется охота в его хозяйстве.
— В любой день, джентльмены — сказал Надь.
Садимся в «лендровер». Нас пятеро. Надь правит машиной. Оруженосец Камау, высокий парень из племени кикую, держит между колен две винтовки. С ним рядом двадцатилетняя дочь Надя — Диана. Наверняка именно отцу-охотнику принадлежала идея так назвать свою первую дочь.
Едем по каменистой дороге вдоль кофейных плантаций и банановых рощиц. Потом начинается буш, дикие непролазные заросли. Как живые подъемные краны, проплывают жирафы. Охотники к этим животным относятся так же, как в наших местах относятся к лебедям. Жирафы это, кажется, чувствуют — ни малейшего страха. Вот один «кран» опустил шею, чтобы напиться из лужи. Передние ноги смешно расставлены, голова едва-едва достигает воды.
У нас договор с Надем: охота по правилам, но без выстрела, только снимаем.
— Хорошо, джентльмены. Без нужды не стреляем.
Крутой спуск. Потом — в гору, в гору. Потом опять спуск в молчаливый и душный лес. Деревья смыкаются над дорогой. В просвете плавает дымка болотных испарений. Мы проехали километров тридцать и тут оставляем машину. Приметная тропка уходит в чащу. Надь совершенно преображен. Походка упругая, ружье в любой момент готово взлететь к плечу. Жилетка поверх белой рубашки. Куртка снята и обхватила пояс наподобие кушака. Под мягким ботинком Надя веточки не ломаются. Черный охотник тенью движется рядом. Мы с Мишей сопим, едва поспеваем, обремененные бесполезным пока фотографическим арсеналом. Мы ничего не видим. Но множество глаз и ушей наверняка следят за нами из чащи. Невнятный топот, бульканье, щебет. И вдруг почти рядом с тропою обвал — треск сучьев, блестки упавших капель. Кто-то очень тяжелый пробил этажи зелени и мягко прыгнул на землю. Надь крутнулся на месте. Леопард? Обезьяна? Леопарды есть в этих местах… Тихо. Упавшая с веток влага живыми стеклышками трепещет в тонком луче солнца, проткнувшем чащу…
Непривычная для африканского леса широкая просека. В укромном месте — лестница на высокое дерево. Поднимаемся друг за другом. И на час замираем. На руках Надя, доставленная сюда собака, тоже застыла с разинутой пастью. Слюна бежит с языка и гулко падает вниз на лопух. Влажная зелень разных оттенков и высоты уходит к горбатому горизонту. И там, где полагается спрятаться солнцу, синеет гора — потухший вулкан Меру. Сзади нас в лесу — небольшое овальное озеро с красноватой водой. Там, надрываясь, крякает утка. Я долго, не отрываясь, гляжу на воду, по которой живым утюжком плавает утка, и начинает казаться, что я сижу где-нибудь в ярославских лесах. Из-под зеленого полога к озерку выходит похожий на наших оленей водяной козел. Он нюхает воду, прислушивается и пятится в лес…
На вырубке — треск, топот. В мелких кустах мелькает цепочка буйволов. Стадо скрылось, но один чересчур любопытный задрал голову, ищет что-то глазами. Вот и добыча. Я гляжу в оптический прибор винтовки, которую держит Надь. Перекрестье как раз на груди зверя. Ну и везет же рогатому дураку! На моем месте вполне мог бы сидеть охотник. Вильч уложил буйвола именно с этой засидки…
Под вышкой случилось забавное приключение. Мишу угораздило потоптаться на муравьиной дороге. Большие африканские муравьи кусают так, будто у них не челюсть, а раскаленное шило. Миша заплясал, заохал, скинул куртку, рубашку, майку… Диана предусмотрительно отвернулась, но Миша на этом остановился и только яростно хлопал себя по ляжкам.
Остаток дня без происшествий и без каких-либо встреч мы шли по полянкам, по бревнам, брошенным через топкие места, и по мокрому душному лесу.
Мы собрались вернуться к машине, как вдруг на одной из тропинок оруженосец Кимау присел и сделал угрожающий знак. Мы все присели — и в тридцати метрах увидели слона. Переминаясь, он доставал из мелкой воды лопухи. Надь сразу понял мое желание сделать снимки слона вместе с охотником. Но оба мы хорошо понимали, что это значит. Слонов тут стреляют. Щелчок аппарата — и слон мгновенно станет «самым опасным животным Африки». Все-таки Надь кивает. Щелчок. Слон встрепенулся. Второй снимок я делал, когда слон, прижав уши, уже мчался на нас. Я не понял, что крикнул Надь, но ясно было: бежать, и как можно скорее!!! Краешком глаза я видел: пятясь, Надь поднимает винтовку. Сейчас, сейчас… Но выстрела не было.
Мы тяжело дышали от бега, когда появился спокойный Надь.
— Он раздумал, джентльмены, шагах в двадцати повернул…
— Мы рисковали?
— Пожалуй, нет. Рисковал слон — я ведь хороший стрелок…
У костра было что рассказать. Но рожок и охотничий марш не звучали, потому что никто в этот день не был убит.
Люди с копьями
Если у человека в запасе сотня английских слов, ему не избежать страсти чтения вывесок. И я делаю некоторые успехи. Правда, Миша от смеха часто роняет очки. Это значит: моя переводческая фантазия перешла все границы.
На этот раз я заглянул в словарь, но надпись на автобусной остановке в Аруше поддавалась только одному толкованию: «Без штанов в автобус не заходить». К моему удивлению, Миша не засмеялся!
— Это предупреждение масаям…
И все стало ясно. Масаи одеваются так же, как древние римляне, — кусок материи через плечо. Такую одежду можно назвать тогой, можно назвать одеялом. Это самая простая из всех одежд на Земле после повязки на бедрах. И мода у масаев на нее не меняется. Мы видели, как однажды масай догонял двух коровенок, которым пришла в голову мысль соревноваться с автомобилем. Масай собрал в жгут свою тогу и обмотал вокруг шеи. Бежать ему было легко. Но одежда степных пастухов неудобна в автобусе. И масаи предпочитают покрывать расстояния шагом. Ходоки они превосходные. Проезжая масайской степью, мы часто любовались, как идут стройные, необычайно высокие люди. Шаг размеренный, широкий и легкий. В руках только копье. На горизонте три-четыре фигуры превращаются в спички и растворяются в жарком мареве. Будь Земля сплошной степью, масаи обошли бы Землю пешком.
О масаях я слышал и кое-что прочитал. Среди пестрой толпы в Аруше сразу узнал масая. Он сидел на краешке тротуара и увлеченно точил копье. По улицам мчались автомобили. В кинотеатре напротив пестрые цепи огней предлагали посмотреть фильм о полете американского «Аполлона». Масая все это не занимало. В центре города на людной улице он был поглощен важной работой. В объектив через улицу я видел бритую голову и уши с огромными мочками. В них были вставлены украшения: большая пробка и нога от детской пластмассовой куклы.
В Восточной Африке более сотни племен. Миша несколько лет занимался этнографией. Как-то вечером на сон грядущий с его слов я записал десяток названий: аруша, кикую, чагга, маньяра, геринама, маконде, хехе… Люди этих племен славятся как хорошие земледельцы, охотники, проводники в горы, как строители и танцоры, искусные резчики, скотоводы. В последние годы племенные различия быстро стираются. Не только африканцев разных племен, но даже европейца и африканца отличать скоро будет только цвет кожи. Одежда, постройки, предметы быта становятся универсальными на Земле.