Сорок лет одиночества (Записки военной переводчицы)
Шрифт:
К шестидесятым годам в Западном Берлине остались только две четырехсторонние организации, связанные с послевоенным сотрудничеством держав-победительниц: Межсоюзническая тюрьма Шпандау – в английском секторе и Берлинский Центр воздушной безопасности – в американском. Берлинский Центр, где работал тогда мой муж, находился в здании, где раньше располагался Союзнический Контрольный Совет – орган Верховной власти четырех держав, созданный для управления поверженной Германией. Перед его фасадом в небольшом уютном скверике красовались кони скульптора Клодта (точная копия тех, что стоят на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге). До войны в этом здании располагалось министерство юстиции Германии. Примечательно, что в 1944 году здесь вершился суд над генералами – участниками заговора против Гитлера. По установившейся традиции с восходом солнца перед зданием Контрольного
Центр воздушной безопасности был создан после раздела Германии на четыре зоны оккупации и размещения Верховной власти в Берлине. Сразу же возникла необходимость упорядоченного пролета самолетов союзных держав в Берлин над территорией советской зоны. По взаимной договоренности для этой цели были временно выделены три воздушных коридора шириной в 20 миль в направлении Гамбурга, Ганновера и Франкфурта-на-Майне. Контроль и обеспечение воздушной безопасности в коридорах возлагался на Берлинский Центр, где круглосуточно работали контролеры четырех союзных держав. Полеты в коридорах разрешались только невооруженным военно-транспортным самолетам, выполнявшим рейсы для нужд оккупационных войск на высотах от 750 до 3000 метров. Однако вскоре это соглашение западными державами было грубо нарушено и в коридорах стали летать самолеты их гражданских авиакомпаний, выполнявшие коммерческие рейсы, фактически превратив их в неконтролируемый воздушный мост. Мне довольно часто приходилось бывать в Берлинском Центре. Здесь по разным случаям устраивались “семейные четырехсторонние встречи”, конечно, с обильной выпивкой и закуской. Но о политике разговоры, как правило, не велись.
Тюрьма Шпандау также находилась под управлением четырех союзнических держав – СССР, США, Англии и Франции. Каждая страна была представлена директором – офицером в звании подполковника (кроме французского, который был гражданским), а также военным медиком. Решения принимались при общем согласии. Дисциплинарный персонал состоял из гражданских надзирателей, однако мы знали, что советский персонал представлен сотрудниками КГБ. Во время дежурства во внутреннем блоке соблюдался четырехсторонний состав смены. График дежурств надзирателей составлялся таким образом, чтобы на четырех внутренних постах одновременно находились надзиратели от четырех стран. Этим исключалась возможность использования несения внутренней службы в интересах только одной страны.
Внешняя охрана тюрьмы осуществлялась советскими, американскими, английскими и французскими часовыми. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и председательствующие директора.
Служебный и обслуживающий персонал для работы внутри тюрьмы состоял только из лиц мужского пола. Они были гражданами стран, принадлежащих к Объединенным нациям. Прошлое каждого было тщательно изучено и внушало доверие. Немцев на службу внутри тюрьмы не принимали. Для религиозного обслуживания заключенных исполнительная власть назначала духовное лицо. Пастыри также должны были быть из союзных или стран Объединенных наций. Обслуживающий персонал вне тюрьмы подбирался из граждан стран – членов ООН, однако здесь для немцев делалось исключение. Позже кроме персонала союзных держав в тюрьме постоянно работали около 20 человек рабочих и служащих обслуживающего персонала. Финансовые расходы по содержанию тюрьмы нес Сенат Западного Берлина. На содержание тюрьмы, персонала, а также заключенных Сенат ежегодно ассигновал около 850 тысяч западногерманских марок. По соглашению четыре союзные державы также несли расходы, связанные с затратами в месяцы своего председательствования. Каждая сторона в свой месяц обеспечивала трехразовым питанием постоянный персонал тюремной администрации, куда входили и надзиратели. Директор, переводчик, цензор, врач и их гости присутствовали на обедах в офицерской столовой, где был большой бар и подавали спиртные напитки. Обслуживающему персоналу – истопникам, электрикам, дворникам – предоставлялось одноразовое питание. Столовая была вне территории тюрьмы.
На эти цели расходовалось в год: советской стороной – 24 тыс. марок ГДР, американцами – 40 тыс. марок ФРГ, англичанами – 35 тыс., французами – 25 тыс.
Глава 2
По прибытии в Шпандау заключенных препроводили в главное тюремное здание, где их тщательно обыскали на предмет обнаружения ампул с ядом. После медицинского осмотра в комнате надзирателей заключенных ждали семь комплектов форменной одежды с номерами – на спине и коленях.
Рудольф Гесс, всегда претендовавший на роль первого человека в нацистской партии после Гитлера, потянулся к форме под номером один. Но старший надзиратель, мгновенно среагировав на это, протянул первый комплект одежды бывшему лидеру гитлеровской молодежи Бальдуру фон Шираху, приговоренному к 20 годам заключения. Гессу в конце концов достался последний, седьмой номер. Серые рубашки и брюки, американские военные шинели, перекрашенные в черный цвет, тюремные шапочки и соломенные сандалии, позже замененные башмаками на деревянной подошве, отныне стали повседневной одеждой нацистских преступников, а номера на одежде заменили им фамилии.
Заключенных разместили во внутреннем камерном блоке – коридоре длиной около 30 метров, по обе стороны которого располагались 32 камеры размером 3x2 метра. Всего в тюрьме было 132 одиночные камеры, 5 пересыльных и 10 общих на 40 человек каждая. В тюрьме при ее полной загрузке в свое время содержалось более 600 арестованных. Чтобы заключенные не перестукивались и не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от занятых ими камер находились пустые камеры. В камере стояла железная койка с матрацем, покрытым простынями. Деревянные табурет и небольшой стол были установлены так, что охрана, просматривая камеру через дверной глазок, могла хорошо видеть заключенного, сидящего за столом. Слева от двери находились раковина и унитаз. В любое время заключенных могли обыскать. Камера тщательно осматривалась не менее двух раз в день. После выключения света (лампочка на потолке, защищенная металлической сеткой) проверка производилась с помощью электрического фонарика. Годами приученные к такому режиму заключенные в ночное время спали с темными повязками на глазах. Отапливали камеру четыре трубы с горячей водой.
Высоко под потолком находилось небольшое закрытое тяжелой решеткой окно. Словом, все, что касается безопасности, власти тюрьмы, кажется, предусмотрели основательно.
В ванной комнате были установлены друг против друга две ванны, три раковины для умывания и душ, на полу лежала деревянная решетка. В эту же комнату к тюремному парикмахеру – голландцу по происхождению приходили заключенные по одному трижды в неделю для бритья и стрижки.
Каждое утро (кроме воскресений и праздников) после утреннего туалета заключенные сами производили уборку камерного блока и своих камер. Все принадлежности для уборки выдавались строго в соответствии с тюремными правилами. Запрещалось пользоваться всем тем, что могло в какой-то степени способствовать самоубийству.
Войти в здание тюрьмы и выйти из него можно было только через главные ворота. Даже вертолет, отважившийся бы на спасение заключенных во время прогулки, не смог бы выдержать перекрестный автоматный огонь охраны с вышек.
Не думаю, что у заключенных и их возможных сообщников на воле могла возникнуть мысль о побеге, хотя в 1953 году британская разведка во время допроса шести нацистов, обвиняемых в заговоре, направленном на свержение правительства Западной Германии, установила, что заговорщики планировали также организовать побег из тюрьмы главных военных преступников. Заговор возглавлял некто Вернер Нейман, бывший помощник Геббельса в гитлеровском министерстве пропаганды.
“Дайте мне сотню надежных людей и два вертолета и я вызволю Гесса и остальных из тюрьмы Шпандау”, – это хвастливое обещание прорваться через охрану самой надежной тюрьмы в мире принадлежит бывшему эсэсовскому генералу Отто Скорцени – человеку, спасшему с помощью планеров Муссолини, захваченного союзниками после разгрома Италии в войне.
Перед воротами тюрьмы на заборе висело предупреждающее объявление, которое запрещало приближаться к тюрьме или ее фотографировать. Предупреждение было также перед электроограждением: “Внимание! Опасно! Не приближаться, охране приказано стрелять”.