Сорок монет
Шрифт:
— Дашрабад уже позади, Каландар-ага.
— Тогда, значит, подъезжаем к каналу?
— Точно.
— Как только минуем канал, съезжай с дороги.
— Будет сделано.
Когда они достигли Серахской степи, которая во все времена года может считаться охотничьим раем, на востоке уже настолько посветлело, что стали различимы следы на земле. Впереди простиралась бескрайняя равнина, поросшая сухим арпаганом. Чары остановил машину, опустил ветровое стекло и свернул тент, чтобы удобно было стрелять. Как наездник перед скачками осматривает коня, так и он придирчиво
— Куда ехать, влево или вправо?
Ханов поднялся, окинул округу взглядом и кивком головы указал на едва видневшихся вдали овец.
— Вон ту отару видишь?
— Это, наверно, «Хлопкороба».
— Тебя не касается, чья она. Чабана видишь?
— Вижу.
— Вот и запомни, Чары-хан. Теперь для тебя нет ни левой, ни правой руки. Как только заприметишь вдали человека, объезжай его стороной. Понятно?
— Понятно, Каландар-ага.
Охотники загнали патроны в стволы, и машина двинулась дальше. Вскоре Ханов обернулся к Агаеву.
— Как, по-твоему, товарищ ревизор, — не без хвастовства заговорил он, — сколько джейранов числится на счету у этого ружьишка с тех пор, как оно оказалось в Мургабском оазисе?
В этот момент прямо из-под колёс с шумом взлетели две огромные птицы, не отличимые по цвету от земли.
— Дрофы!
Услышав возглас Чары, ревизор завертелся на месте.
— Где?
— Стреляйте, Каландар-ага, стреляйте! — шофёр быстро переключил рычаг на вторую скорость и погнался за добычей. — Вах, да стреляйте же!
Но Ханов не проявил к птицам никакого интереса.
— Да не порть ты себе сердце из-за того, что поднял двух паршивых дроф. Если уж очень они тебе приглянулись, так мы ими попозже займёмся, когда пригреет солнышко. А сейчас ты нам джейранов найди, слышишь, джейранов!
— Тогда я возьму прямо на Булакли, Каландар-ага.
— Гони в Булакли, гони в Гулакли, только найди нам джейранов!
— Булакли — это то самое место, где состоялась первая битва между Гоувшут-ханом и Мадемином? [1] — подал голос Агаев, вспомнив рассказы стариков.
1
Битва состоялась в 1855 г.
Ханов смутно представлял себе, кто такой Гоувшут-хан, а имя хивинского хана Мадемина вообще слышал едва ли не впервые.
— Возможно… — ответил Он неопределённо.
Не успел он, произнести это, как впереди показались бегущие джейраны. Видно, они ночью паслись здесь и только перед рассветом прилегли отдохнуть в укромном местечке, но машина их вспугнула.
Увидев не одного и не двух, а целое стадо джейранов, Ханов весь подобрался и приготовился стрелять Им овладел охотничий азарт.
— Вот это годится, Чары-хан! — поощрял он водителя. — Теперь призови на помощь аллаха и жми на полную катушку.
— Ишь, как удирают! —
— Настигнем! — уверенно произнёс Ханов, не отрывая глаз от стада. — Да будет жив и здоров наш Чары-хан!
— А рога-то, рога! — приговаривал Агаев. — Видите, впереди два жирных самца! Так и просятся, чтобы их хлопнули первыми!
— Ты пока позабудь про этих самцов, — предостерёг его Ханов. — Убьёшь вожака, всё стадо рассыпется. Старайся бить по тем, что в хвосте.
— Потише говорите, потише! — Чары согнулся над баранкой, плавно наращивая скорость. — Джейран пугливее становится, когда слышит человеческий голос!
Два самца бежали впереди, возглавляя стадо. В серебристом предутреннем свете казалось, что тонкие ноги джейранов не касаются земли и что серенькие клубочки пыли, папиросным дымком вырывавшиеся из-под копыт, с каждой секундой становятся всё дальше.
— Жми, Чары-хан, жми вовсю!
— Не торопитесь, Каландар-ага!
— Когда же торопиться, если не сейчас? Ты что, хочешь упустить их?
— Не уйдут!..
— Не успеешь оглянуться, как они окажутся в песках.
— Не уйдут!..
— Ох, кажется, придётся завтра же уволить тебя!
— Завтра делайте что хотите… А сейчас не мешайте, не то опрокинемся, чего доброго. Видите, термиты сколько кочек наделали. И лисьи норы на каждом шагу…
— Гони так, чтобы колёса не касались земли! — закричал Ханов, у которого перехватило дыхание от азарта. — Вот где нужен вертолёт! В следующий раз так и сделаю…
Чары и в самом деле старался. Его безотказный «газик» буквально пожирал пространство, несмотря на кочки и выбоины. И вот, наконец, прогремели один за другим два выстрела. Каждая пуля Каландара Ханова сбила по джейрану.
Он поспешно перезарядил ружьё и закричал:
— Бей, Караджа, бей!
Тот выстрелил.
— Бей и вторым патроном. Бей, не медли!
Но пули Агаева не попали в цель. Одна из них пролетела справа от матки, бегущей немного в сторонке от стада, вторая подняла пыль левее от неё.
— Что, у тебя глаза на затылке? — рассердился Ханов. — Прицелься хорошенько! Смотри, как стреляю я!
Однако напрасно бахвалился Ханов, упоённый первой удачей. На сей раз его пуля была потрачена зря. Правда, как раз в этот момент машину сильно тряхнуло. Но, как бы то ни было, обрадованный Агаев не только сразу избавился от насмешек, но и сам разрешил себе хохотнуть, увидев, что. Ханов лишь срезал ветку у кустика.
— Не смейся, а учись лучше!
Снова раздался выстрел. Вторая пуля Ханова не пролетела мимо. Они всё-таки достала джейраниху, ту самую, что не смог подбить ревизор.
— Вот так их достают, Караджа-хан, вот так! — снова начал раздуваться от самодовольства председатель райисполкома. — Ты чего медлишь? Стреляй, коли зарядил, стреляй! Целься в заднего, в детёныша!
Агеев прицелился. На этот раз его пуля повалила маленького джейранчика, на которого указывал ему начальник.
А Ханов всё больше распалялся.