Сороковник. Книга 1
Шрифт:
И только тогда со свистом летит Янкин дротик. Сила броска так велика, что пригвождает железнорукого к забору.
Боже.
Одних детей, как волчат, натаскивают на нежить, других ради этой охоты калечат. Взрослые смотрят и обсуждают.
– Молодец, хлопец, – доносится с крыльца. – С одного удара пришпилил!
Кажется, мне становится плохо. Иным не могу объяснить, что уже сползаю, цепляясь за Васютино плечо. Он подхватывает меня… и тащит прямо на место бойни. Я слабо трепыхаюсь.
– Смотри! – требует он.
– Ты, – я задыхаюсь – ты его нарочно подставил! Ян нарочно ждал!
– А как же, – говорит Васюта. – Этих дурней только так и учить!
Он встряхивает меня.
– Нет, ты смотри!
Не в силах смотреть на искалеченного ребёнка, отворачиваюсь.
– Кому говорю! – шепчет Васюта зло, – дура! Я ж для тебя стараюсь!
Ошеломлённая, поворачиваю голову
Фредди уже нет. Янек выдёргивает из дощатого забора дротик и деловито обтирает тряпицей. Я перевожу взгляд на того, кто недавно был жив.
Тело парня истаивает быстро, точно так же, как недавно «мой» раптор. И минуты не проходит, а на мостовой даже крови не остаётся.
– Всё, – говорит Васюта. – Этот вернулся.
Он разворачивает меня к дому. Фактически волочёт, я едва успеваю ногами перебирать, чтобы не упасть.
– А почему … – пытаюсь спросить.
– Погиб в честном бою. Бой не финальный, рано ещё; парень три дня как объявился.
– При чём здесь – не финальный? Да погоди! Что же получается? Если человек здесь погибнет, он возвращается домой? Вот так сразу?
Васюта коротко свистит, и Хорс неохотно тащит за ошейник Нору из свой будки. Водворяет на кухню, как меня – его хозяин.
– Слушай внимательно, – говорит Васюта, развернув меня к себе. – Это ж для тебя Игрок устроил, чтобы своими глазами убедилась: если играешь честно, до конца – то пусть ты слабее, пусть погибнешь, всё равно получишь за старание бонус: тебя вернут домой. Это правило для всех Квестов, кроме финального. В Финале гибнешь навсегда.
Усаживает меня. Пытливо заглядывает в лицо.
– Вот такой он, здешний Демиург. Любит наглядно разъяснять, а заодно и попугать новенького.
– Так он сразу отсюда… Ты сказал – вернулся? Значит, если бы я вчера погибла… Может, и надо было поддаться?
– Да ты меня поняла ли? – Васюта хмурится. – Никаких поддавков! Только биться! Подставишься нарочно – он тебя раскусит враз, и тогда уже в обоих мирах погибнешь. Я о чём тебе толкую, голуба, что до конца стоять надо!
Вот и Гала о том же твердила…
– Поняла.
Какое-то время я молчу. Поднимаю глаза на Васюту. Он склонился надо мной – гора горой, серьёзный, нахмуренный и словно ожидает ещё чего-то. Не могу удержаться от нового вопроса:
– Зачем? Зачем так… изощряться?
– А чтоб не отступали. Каждому даётся по силам. Трудно, но сдюжишь, вот, как в первый раз сдюжила. Главное – погибать не так боязно.
– А Финал как же?
– А от Финала тебе деваться будет некуда. – Васюта распрямляется, идёт к порогу. Оборачивается. – Или вперёд – или оставайся тут. Никто не осудит, жизнь каждому мила.
Провожу ладонью по столешнице, смахиваю несколько попавших под руку хлебных крошек.
– Вася, – говорю, и слышу, как подсел голос, – да как же с теми, кого мы дома оставили? Они-то как без…
…без меня, хочу добавить, но горло сжимается.
– Мы для них все мёртвые, Ваня. Навсегда.
Сжимаю ладонь в кулак. Стискиваю зубы.
Я вернусь. Уж я-то вернусь!!!
И знаешь, почему, ты, Игрок?
Потому, что я больше не боюсь. Я тебя ненавижу.
Глава 4
И вот как это всё пережить или хотя бы развидеть?
Гнев уходит.
В полной прострации сижу за столом, смахивая с поверхности несуществующие крошки. Чужая смерть, которая вовсе и не смерть, а освобождение; спокойствие местных Муромцев, для которых развернувшееся зрелище – не кошмар, не бойня, а обыденность; Янкин боевой азарт; Васюта, заставляющий смотреть на умирающего парнишку… Всё смешивается в какой-то жуткий ералаш.
У моих губ вдруг оказывается стакан, до краёв наполненный тёмной жидкостью с едким запахом.
– Не буду, – слабо вякаю я.
– Быстро! – чеканит Васюта. – Взяла, выдохнула, выпила залпом. Иначе сомлеешь. Давай. А то силой напою, ещё и парней позову, чтоб держали. Хочешь?
Кликнет ведь, с него станется. Да и… чум-то надо заглушить этот кипеж в голове. Настойка обжигает горло, пищевод и взрывается в желудке бомбой. Выдохнуть перед этим выдохнула, а вздохнуть не могу. Наконец мне это удаётся.
– Добро. – Васютин голос доносится откуда-то издалека. – Давай-ка помогу дойти.
Вот ещё… Пытаюсь подняться, но мой работодатель сам вздёргивает меня на внезапно онемевшие ноги и помогает доплестись до светлицы.
– Спи. И не высовывайся, не то запру.
Захлопывает за моей спиной дверь. Сознание или подсознание – кто уж там из них ещё не захмелел, не знаю – улавливает только команду «Спи!» и даёт мне точную наводку на кровать. Куда я благополучно и валюсь снопом.
…По голым пяткам тянет сквозняком, и я невольно начинаю шарить в поисках одеяла – прикрыться. В голове не то что туман, но какое-то отупение, однако мне удаётся сообразить, что одеяло-то – подо мной, а я сверху и, хоть в каком я состоянии, а ложиться в чистую постель одетой нехорошо. По крайней мере, перед тем, как рухнуть, я успела скинуть кроссовки, видимо, машинально. Оттого и стынут ноги. А еще от…
Перевернувшись на спину и поискав глазами источник притока воздуха, обнаруживаю оба окна открытыми – вот и гуляет по комнате ночной ветерок, приводя меня в чувство. Но не соображу, сама ли я их распахнула или кто-то ещё, дабы я прочухалась от холода поскорее?
И вдруг соображаю, что там, во дворе, давно уже кто-то переговаривается. Остаточный шум в ушах частично глушит звуки, доносятся лишь обрывки фраз.
– …молодец, с одного удара…
– …славно учишь…
– …одно слово – воин растёт…