Сорвать Джекпот
Шрифт:
А меня, раздирало острое желание, дать в рожу, пустившему на мою женщину слюни, идиоту. Сдерживая порывы сказать пару ласковых, Лика брала в ладони мое лицо, и никого не стесняясь, целовала так … что посторонние мысли переставали тревожить. Из адекватных стучала только одна «Куда прямщас пристроить Никитоса?» А обнаглевший воздыхатель, если и продолжал наблюдать, то теперь с завистью и пониманием, что эта провокаторша хочет меня. Спит со мной. И ей нравится, то, что я делаю с ней.
Усадив сына на лежак, протираю ему руки салфетками, пододвигаю тарелки с едой. Он,
— Никитос, улыбнись!
Фотаю сына с кривляющейся моськой на телефон, и еще с десятком прикольных кадров, отправлю Юльке. С ней мы, типа, сотрудничаем и мирно терпим друг друга. Она «мамкалась» с ним в новогодние праздники. Неделя в «Рыжей белке», выбранной по моей наводке, Никитосу в целом понравилась. Он вернулся довольный, рассказал, что катался с Денисом на ватрушке, снегокатах и даже коне, а с мамой делал оригами, вы не знали что ли? такие фигурки из бумаги, и каждый день ходил в светящуюся пещеру. А еще у нее в животе растет рыбка, которая потом превратится в ребенка. Представляете? Жалко, что нас с Ликой там не было, а то бы увидели, как он научился плавать в нарукавниках!
Некоторые женщины ради ребенка продолжают жить с нелюбимым мужем, некоторые, ни на что не смотрят и уходят от мужчин, переставших соответствовать их представлениям. Юлька ушла, выбрав любовь. Но оставила мне мощнейший источник радости, проблем, смысла.
Радость, правда, росла по мере того, как совершенствовалась уверенность в умении заботиться о сыне. А до этого были страх, растерянность, злость и обида, захлестывавшие меня, как прорвавшаяся плотина.
Можно ли сказать спасибо, женщине, которая тебя бросила. Предпочла другого мужика? Заставила пережить ломку? Можно! Потому, что эта женщина, — чужая. Заскочившая, проездом. Но сделавшая сильнее, подтолкнувшая к новым возможностям, через удар в под дых.
А твоя…открывшая тебе способность любить, напитавшая счастем… для которой хочется сворачивать горы… могла бы, не стать твоей, если бы не запустилась причудливая череда случайностей, и обстоятельств. Не знаю, был ли у нас с Ликой другой путь навстречу друг другу. Но я учусь быть благодарным тому, что случилось.
— Знаешь, я даже рада, что мы завтра улетаем, — выдавив на ладонь солнцезащитный крем, жена размазывает его Никите по лбу и щекам, надевает панаму, он уворачивается. — Вторую неделю кормим ребенка черти чем.
Ответным Юлькиным реверансом стала доверенность. Мы вырвались на море. Первый раз за несколько лет я был в отпуске, в полном смысле этого слова. Страна с теплым климатом, пальмы, белоснежный песок и всяческие радости для тела, которые предоставил отель.
— Успокойся. Он с утра хлопья с молоком съел. В обед макароны с мясом. Нормально все. Будешь? — протягиваю ей гамбургер.
— Нет. Я хочу сырокопченой колбаски. Тоненько-тоненько нарезанной на черном хлебушке, натертом чесночком. Борща твоего с оливками, и чтоб с хрустящей купусточкой. А на все это у меня уже глаза не глядят.
И так вкусно она говорит,
— С говядиной… — мечтательно закрываю глаза, откусывая пресную булку с соевой прослойкой. Их даже местные собаки не жрут.
— А я сырников хочу, — облизывает губы Никитос.
— Делаем вывод, — лохматит нам волосы. — В Индии хорошо, а дома лучше. — Доедайте, и пошли монетки в море бросать.
Пальмы покачивались под тропическим ветерком, дующим в непонятном направлении, вода искрящаяся, неприлично теплая… только купаться уже не хочется. Четырнадцати дней хватило пресытиться даже этим райским уголком.
Народу немного. Гости отеля в основном европейцы. После обеда тусуются у бассейна.
Лежа на животе, Лика следит ленивым взглядом, как Никитос строит у воды башни. А мой взгляд не может отлипнуть от изгибов ее полуобнаженного тела. Присаживаюсь к ней на лежак, целую в плечо, веду губами к шее, прикусываю у кромки волос. Она переворачивается, скользит мокрыми чашечками купальника по мне, я вижу краешек розового ореола на упругой полусфере. И на пару секунд закрываю глаза.
— Ты что-то хотел? — обводит пальчиками мое лицо, гладит щеку.
— Хочу… — ловлю ее кисть, целую. — Дочку. Или сына от тебя…как получится.
Смотрит на меня растерянно, будто бы впервые увидев по-настоящему. Мы не обсуждали тему детей. Но жизнь наладилась, уроки усвоены… появилось желание двигаться дальше с надеждой только на лучшее. Мы вместе. Любим друг друга, это же логично.
— Ты серьезно?
— Очень…очень серьезно. Да, у нас все началось неправильно. Но я хочу это исправить, — смотрю в глаза, поглаживая большим пальцем бьющуюся на кисти венку. — Я люблю тебя, Лик. Ты и Никитос — самое ценное в моей жизни. Мне очень хочется, чтоб этого ценного стало больше. Чтобы в доме звучал смех, топот маленьких ножек, а тебя называли мамой.
— Это…это… — неверяще прижимает пальцы к губам.
— Заявка, просьба, предложение… — закидываю ее руки себе на шею, нависаю, не разрывая взгляда. — Давай ребенка родим?
— О! — вижу, как на лице отражается за мгновенье много разных эмоций. Замешательство, радость, счастье. Тянет меня на себя, и смеется. — А тебе не кажется, что в моем теперешнем безвыходном положении, это больше похоже на требование.
— Потому что, отказ не принимается! — не сдержавшись, прижимаюсь, быстро чмокаю в губы. И снова, опираясь на предплечья, держу в замке.
— Ну ты и нахал, Вадим!
— Зато целуюсь хорошо!
— Ну если вдуматься, не только целуешься…но все равно…Кто такие серьезные вещи заявляет на пляже?
— А какая разница, где? Главное ведь результат, не так ли? — игриво дергаю бровью. — Ты согласна? Хочешь малыша?
— Согласна, — шепчет мне на ухо. — Я очень-очень хочу малыша
— Ну хватит вам целоваться! — подлетает к нам Никитос. — Целуетесь и целуетесь. Я уже устал играть! — плюхает меня ладошами по спине, чтобы отлип от жены. — Лик, давай папу щекотать! Пусть мучается!