Соседи и родня Оттавии Малевольти
Шрифт:
Фотография для обложки предоставлена с согласия автора кукол Анной Тереховой с «Ярмарки Мастеров», где много других работ этого замечательного кукольника. Её сайт www.tannadolls.livemaster.ru
И в инстаграмме страница автора кукол annaterekhova.artdolls
4июня 1.800 года. Великобритания. Герцогство Уэльс. Графство Пембрукшир. Город-порт Милфорд-Хейвен. Правление Георга Третьего Ганновера.
Туманное утро. В десяти шагах силуэты зданий едва различимы, а люди кажутся тёмными пятнами, которые, колыхаясь, растворяются в гуще пара по мере удаления. Сонно разъезжают редкие кареты и дилижансы.
Простой
Зажиточные горожане ещё спят, не говоря уж о богатых, из них не почуют разве что, те, кого мучила бессонница или болезнь, кого ждут неотложные дела на бирже или в конторе.
Достопочтенный, пятидесятилетний эсквайр Освальд Боу ехал в этот ранний час в своей новой карете и хмурился от вида покосившихся и облезлых трущоб рабочего квартала.
Перед одним из таких убогих домов его экипаж остановился. Эсквайр вознамерился сделать доброе дело, и был очень доволен собой, своим вниманием и тактом по отношению к бедным, особенно благотворительность важна сейчас – перед выборами в городской парламент. Он решил в качестве премии за хорошую работу выдать вдове, вчера скончавшегося слуги, приличную сумму денег. Боу мог бы доверить это дело управляющему, но хотел составить о себе мнение в городе, как о заботливом и добром человеке.
Эсквайр заметил, что зашарпанный подъезд, тем не менее, чист, а доски пола выскоблены ножом до блеска.
Выслушав плаксивые благодарности и жалобы вдовы, Боу с радостью освобождения от обременительной обузы, вышел вновь на лестничную площадку.
Дверь напротив отворилась и на пороге показалась ошеломляюще красивая брюнетка, совсем юная, на её лице читалась непорочная невинность и наивность. Её зелёное платье, расклешённое от груди, с модным узким рукавом до локтя, обхватывающим волнующе хрупкую руку, вздымалось «фонариком» у плеч. В отличие от ряда дворянских нарядов, простолюдинки зачастую прятали плечи и шею за огромным воротником, так и эта скромница прикрыла свои прелести за белоснежную ткань рубашки с длинным воротником. Из под рукава платья торчали кружевные оборочки этой рубашки. Маленькая, зелёная шляпка завязана лентой на шее на бант.
Боу отвернулся к двери вдовы, прикуривая трубку.
–Дай тебе бог здоровья, детка,– причитала сзади девушки дряхлая старушка,– Ты никогда не забываешь об одиноких, брошенных стариках. Вот с утра уже на ногах, молочка принесла.
–Я завтра приду, и наведу порядок в Вашей квартире,– обещала девица.
–Спасибо тебе, Оттавия.
–До свидания, бабушка Олли.
Старушка закрыла дверь.
Юное создание беззаботно, без опаски стало спускаться вниз по лестнице. Эсквайру Боу показалось, будто все окружающие его предметы и стены стёрлись, зрение сосредоточилось на хрупкой фигурке незнакомки, что плыла, словно в тумане. Звериный инстинкт обладанием любой ценой лучшей представительницей женского пола стало навязчивой необходимостью. Потрясающая сила желания сделала из обычного, законопослушного гражданина трясущегося от вожделения маньяка.
Беспечность юной особы побудило мужчину, которым руководил самец, напасть на беззащитное существо. Он оглушил жертву лёгким ударом по шее, сгрёб в охапку и втащил в свою карету.
Оттавия очнулась, и с удивлением увидела вокруг себя незнакомую обстановку в мрачных, коричневых тонах.
Она лежала на широкой, заправленной постели, и в руку ей кто-то вложил 50 фунтов. Страшная догадка заставила в ужасе вскрикнуть и подскочить. Девушка закинула деньги как можно дальше, и оглядела предательски измятое платье. Сомненья нет: её изнасиловал тот пожилой джентльмен, что спускался по лестнице сзади неё. Слёзы отчаянья и брезгливости перешли в рыдания.
Немного успокоившись, девушка выскочила из номера гостиницы. Всхлипывая на ходу, со всех ног бежала из этого проклятого дома.
Её растрёпанный вид и зарёванное лицо привело в ступор отца и брата.
Из кухни выглянула белокурая, невзрачная невестка, англичанка Зила с маленьким Франческо на руках. Завидев растрёпанную Отту, она тут же испуганно спряталась в глубине комнаты.
Отец первый бросился к дочке.
Обнимая, спрашивал дрожащим голосом:
–Что случилось, мой цветок?
–Всё…всё произошло неожиданно…я…я шла от бабушки Олли, как вдруг один господин набросился на меня и ударил,– взахлёб рассказывала Оттавия, её губы тряслись, а огромные глаза беспрестанно наполнялись слезами.
–Чезорино, быстро беги к тётке Олли и узнай от соседей к кому кто приходил,– сердито распорядился отец, затем ласково, роняя слезу за слезой, успокаивал дочь,– Ты такая прекрасная, добрая, что…что счастье не посмеет пройти мимо тебя.
–Папа, этот джентльмен был таким противным и старым, что мне хочется утопиться в проливе Святого Георга от обиды, отчаянья и омерзения.
–Нет, нет, только не это. Такая красота не должна покидать землю и достаться рыбам. А как будем жить мы без тебя, Отта?
–Что может быть хуже для итальянцев, чем потерять честь? Чезорино скоро будет меня ненавидеть, а ты стыдиться такой дочери.
–Только не я, мой цветок. Только не я,– уверял отец, прижимая дочь.
Весть об изнасиловании самой очаровательной девушки рабочего квартала, Оттавии Малевольти, облетела все закоулки. Люди возмущённо роптали и кричали, обвиняя властвующих в растлении невинной молодёжи. Оттавия была всеобщей любимицей, ею восхищались за добродушие, добропорядочность и скромность. Если б на её месте оказалась пустоголовая кокетка, вступающая в весёлую болтовню с любым прохожим, никто бы не жалел эту дрянь, все бы хихикали над ней и сплетничали до конца жизни; но Оттавию все искренне жалели и требовали наказания виновного.
Группа активистов пошла в суд. Хоть никто не видел, как мистер Боу похитил девушку, но несколько человек в голос уверяли, что были свидетелями этого происшествия.
Повсеместно обсуждались только два события: плачевное событие в жизни красивой Малевольти и победа Наполеона у итальянской деревушки Маренго. Французская армия перемахнула через перевал Сен-Бернар, испытав холод и бездонность пропастей, снежные лавины унесли десятки жизни, но появление противников для австрийцев было совершенно неожиданным.
Отец семейства, судья Остин Филдинг, любовался за завтраком своими детьми. Семнадцатилетняя Наяда больше всех похожа на него, такие же светло-соломенные волосы и правильные черты лица. Зато характер девушка полностью переняла у матери: такая же скрытная, непрошибаемая, никаких эмоций на людях! Эта амбициозность приветствуется и воздвигается в ранг добродетели в Высшем Свете, который заполонили снобы-денди. Фальшивое подобострастие, безучастность, хотя его жена Джобет называет это уравновешенностью.