Сошедшие с лезвия бритвы
Шрифт:
ПШИТЬ - и они уже на кактусе.
ХРУМ - и они уже внутри. Их два или три десятка, они прыгают со всех сторон. Буквально из подего ног.
ЧВАК-ЧВАК - они уже внутри кактуса и жрут его. Кактус жалко вибрирует и на глазах сдувается. Но вдруг сверху слышится пронзительный звук.
ВЖИК-ВЖИК! Это с высоты двадцати метров пикируют Кообы. Они, словно боевые вертолеты, стрекоча своими лопастями, кидаются на добычу. Их не больше десятка, но они очень стремительны, один чуть не задел Рика, виртуозно пролетев в сантиметре от его головы. Кообы летают очень быстро, гораздо быстрее, чем птицы. Они кидаются на Футликов, которые в страхе прыгают по сторонам. Но поздно.
ХРУС-ХРУС!- слышен новый
Когда-то много тысяч лет назад подобное зрелище вызвало бы у Декарта чувство отвращения. Наслаждаться процессом уничтожения жизни могли разве что глубоко ненормальные люди, или же бесчувственные андроиды. После войны атмосфера планеты заполнилась радиоактивными выбросами и пылью, вследствие чего большинство животных и растений вымерли. Любая форма жизни стала дороже золота. Держать у себя какое-нибудь животное или растение считалось символом богатства и благочестия. В общем, вышла стандартная ситуация: начинаешь ценить что-то важное, когда потеряешь это. И опомнившиеся люди принялись усердно ценить то немногое, что еще оставалось на погибающей планете. Но вскоре человечество устремилось в галактику, где обнаружило много другой флоры и фауны. Каждый завел свой зоопарк или сад, лелея каждую зверюшку и цветочек. Так продолжалось первую сотню лет. А потом все, за исключением немногих фанатиков, устали ценить и жалеть все живое, потому что ни растения ни животные больше не находились под угрозой уничтожения. А стало быть, теперь допустимо услаждать себя зрелищем того, как они жрут друг друга.
Примерно с полчаса Рик сидел в забытьи, а потом за его спиной послышался звук «ПШИТЬ» и материализовался тумбообразный робот - официант. Он заерзал колесиками по ухабистой почве и подъехал вплотную к Декарту.
– Вызывали, хозяин?
– ржавым металлическим голосом спросил он. Ржавый металлический голос - это здорово. По крайней мере, знаешь, что перед тобой робот, а не анди (таким сокращением люди часто называли андроидов - биологических роботов, репликантов).
– Дай чего-нибудь поесть! – приказал Декарт.
Робот открыл верхнюю часть тумбообразного корпуса, и оттуда выехал поднос с граненым стаканом, доверху наполненным «абсолютной едой» желтого цвета.Декарт схватил стакан и жадно, несколькими глотками выпил его содержимое, отметив про себя, что железка переборщила с мандариновым привкусом.
–
– Все точно, сэр, как вы и заказывали.
– Проскрежетал робот и заморгал лампочками, ожидая новых приказаний.
– Сколько я тут сижу?
– Сто три стандартных дня. Мне, кажется, вы слишком задумались, хозяин.
– Если кажется, креститься надо.
Когда-то в далеком прошлом этой шутке Рика научили жители «Светлого Будущего.
– К сожалению, хозяин, мои нынешние манипуляторы не позволяют совершать подобных действий. Но если вы хотите, я могу поменять манипуляторы.
– Угомонись.
Рик в задумчивости пощупал собственные щеки.
– Сдается мне, я похудел. Вынь зеркало.
Робот повиновался. Из его корпуса появился манипулятор с зеркалом.
– И включи подсветку!
– Хозяин, «Джон» считает, что вы совершенно не похудели. За сто три дня это физически не возможно.
– Пусть, «Джон» оставит свое мнение при себе…
Если годами жить в одиночестве и смотреть на себя в зеркало, даже собственное отражение можно принять за незнакомого человека. Именно такими были ощущения Рика, когда он увидел свое лицо. Если бы зеркало было больше, он увидел бы мужчину среднего сложения, не высокого, но и не низкого. Короче, обычного европейца или жителя Америки. Хотя слова «Европа» и «Америка» для Декарта мало что значили. Это было так давно, словно в прошлой жизни, а может быть даже и в позапрошлой. Хотя одно оставалось без изменений: за многие годы он ничего не поменял в своей внешности. Рик не подвергал себя никаким внешним модернизациям, лишь несколько улучшив память и рефлексы. Задумавшись перед зеркалом, Декарт снова потерял счет времени и просидел так несколько часов, а может быть дней.
Внезапно пространство напротив Декарта чуть всколыхнулось. Из пустоты появился розовый куб, который упал около ног.
– Вот это да! Меня никто не вызывал уже лет сто, наверное!
– удивился Рик. И это была не метафора, а самая, что ни на есть правда: его действительно никто беспокоил уже почти сотню лет.
Тем временем голубое свечение, появившееся из верхнего основания кубика, постепенно оформилось в голографическую картинку. Откуда на него смотрела эффектная рыжая девица, облаченная в прозрачный халатик с блестящими восточными узорами. Красивая чертовка. Но сейчас не тот период. Пройдет лет десять, прежде чем ему снова заинтересуют женщины. Ведь когда живешь бесконечно долго, периоды сексуальной активности и апатии значительно растягиваются, иногда, до пятидесяти - ста лет. Вот если вы живете всего сотню лет, то и периоды будут меньше. Допустим, один час хочется, а другой – нет. Ну, в крайнем случае, день - да, день - нет.
Рыжая сидела в откровенно бесстыдной позе.
– Вы Декарт?
– Спросила она.
– Да.
– Ответил Рик.
– Мне-то вы и нужны. Для вас есть работа.
Рик чуть было не засмеялся, с трудом сдержав себя.
– Я не работаю.
– Но мы готовы на любую оплату.
– Оплату?! Интересно чем?
– Тут он все-таки засмеялся.
– Чего такого нет у меня, и что есть у вас? И даже если так, то почему я не смогу достать это бесплатно, или в крайнем случае обменять?
Рыжая призадумалась.
– Ну например... э-э-э… Ну разве что меня…
Она еще шире раздвинула ноги. Рик ничего не ответил, даже глазом не повел.
– Я, конечно, понимаю - не тот период. Но мне все-таки странно. Я, например, хочу всегда.
– Вам, если не секрет, сколько лет?
– Сто пятнадцать.
– Тогда понятно. Мне, точно не помню, но как минимум порядок больше. И даже если бы вы мне понравились. Почему бы нам ни трахнуться бесплатно?
Рыжая замешкалась, понимая, что сморозила глупость на счет оплаты собой.