Сошествие во Ад
Шрифт:
Паулина посмотрела на миссис Анструзер.
– Миссис Сэммайл предлагает нам все, что мы захотим, и без всяких хлопот, – сказала она. – Как ты думаешь, стоит согласиться?
– Да она просто болтает, – чуть слышно проворчала бабушка, и Паулина, кивнув, снова обратилась к гостье:
– Значит, человек должен всегда себя радовать?
– А почему бы и нет? – живо откликнулась миссис Сэммайл. – Если человеку с собой хорошо, то откуда взяться страху, стыду или разочарованию? Можно придумать такую историю, что мир никогда тебя больше не обидит
У кресла миссис Анструзер снова возникла Феба.
– Мисс Фокс и мистер Стенхоуп, сударыня, – доложила она и удалилась.
Паулина, поднимаясь, проговорила:
– Это было бы заманчиво. Бабушка, ты не очень устала? Может, тебе лучше подняться наверх, а я приму их в доме?
– Дорогая моя, – сказала миссис Анструзер, – пока Питер Стенхоуп заходит навестить меня, я буду принимать его. Дай мне руку.
Она поднялась и успела сделать пару шагов, когда в саду появились Миртл Фокс и Стенхоуп.
– Дорогая миссис Анструзер, как я рада повидаться с вами, – заговорила Миртл. – Мы так давно не виделись, но я совсем забегалась! А вот сегодня просто не могла не зайти. Вы знакомы с мистером Стенхоупом? Мы встретились с ним на улице и вместе пришли к вам.
Миссис Анструзер позволила себя обнять и поцеловать, ограничившись со своей стороны улыбкой; а потом протянула руку.
– Это большая честь, мистер Стенхоуп, – произнесла она. – Я рада приветствовать вас здесь.
Он склонился над ее рукой.
– Вы так добры, миссис Анструзер.
– Я ваш давний должник, – сказала она, – но теперь могу только помнить об этом. Вы знакомы с миссис Сэммайл?
Стенхоуп снова поклонился; Миртл разразилась новым потоком приветствий; наконец все уселись.
– Я зашел, – сказал Стенхоуп после небольшого обмена любезностями, – чтобы узнать у мисс Анструзер, какие имена ей больше нравятся.
– Мне? – удивилась Паулина. – Какие имена?
– Вы же ведете Хор, – объяснил Стенхоуп, – а я обещал миссис Парри, что попытаюсь как-то выделить вас, – ради зрителей, – а значит, надо придумать имя. На мой взгляд, это мало чем поможет, но раз уж обещал… Мне представлялось что-нибудь французское, поскольку речь идет о восемнадцатом веке – Ла Люантен [12] или что-нибудь в этом духе. Но миссис Парри боится, что такое имя еще больше запутает зрителей. Никто не догадается (как она думает), почему листья – если это и вправду листья – называются люантен…
[12] Lointaine – фр. «Греза», «Прекрасная дама» (от «Принцесса Греза»).
Миртл, подавшись вперед, перебила его:
– Ой, мистер Стенхоуп, вы мне напомнили. Я тоже на днях об этом думала. Было бы удобно и понятно дать хору названия деревьев. Как здорово было бы в программке: Вяз, Ясень, Дуб – три милых дерева, – Боярышник, Плакучая Ива, Бук, Береза, Каштан. Понимаете? Все стало бы понятно. И тогда Паулина была бы Дубом. Дуб ведь – главное дерево в Англии, ему – ей то есть – как раз подойдет.
– Позволь мистеру Стенхоупу договорить, Миртл, – сказала миссис Анструзер.
– Ты превратила Хор в обычную рощу, – одновременно с ней сказала Паулина.
– Но нам же это и нужно, – настаивала Миртл, не в силах расстаться со своей идеей. – Мы хотим осознать, что природа может утешать, как сама жизнь. И как искусство – взять хоть пьесу мистера Стенхоупа. По-моему, искусство так утешает, вы согласны, миссис Сэммайл?
Миссис Анструзер собралась было прервать Миртл, но решила дать гостье возможность ответить.
Миссис Сэммайл неожиданно елейным голосом произнесла:
– Уверена, мистер Стенхоуп не согласится с вами. Он будет говорить, что и в страшных снах есть смысл.
– Паулина, но мы же согласились, что имя, как и все остальное, должно быть важным или символичным? – воскликнула Миртл.
– Мне бы все же хотелось узнать, как меня зовут, – тихо сказала Паулина, и Стенхоуп, улыбнувшись, ответил:
– Мне думается, Периэль. Никакой смысловой нагрузки.
– Звучит странно, – поджала губы Миртл. – А остальных как будут звать?
– Никак, – отрезал Стенхоуп.
– О! – Миртл не могла скрыть разочарования. – Я думала, у нас будет песня или стихи, или что-нибудь в таком духе со всеми нашими именами. Звучало бы красиво. А искусство ведь должно быть прекрасным, разве нет? Прекрасные слова и прекрасные голоса. Я убеждена, дикция – это так важно!
– А вот бабушка так не считает, – сказала Паулина.
– Но, миссис Анстру… – начала было Миртл, но та, к кому она обращалась, не дала ей закончить.
– Что нужно, чтобы читать стихи, мистер Стенхоуп? – спросила миссис Анструзер.
Стенхоуп засмеялся.
– Четыре добродетели: чистота, ритм, смирение, мужество. Вы согласны со мной?
Старая дама поглядела на миссис Сэммайл.
– А вы?
Лили Сэммайл пожала плечами.
– Ну, если поэзию превращать в труд… – начала она. – Но не все ведь хотят читать стихи, большинству хватает радостей попроще.
– Стихи нужны всем, – возразил Стенхоуп. – Иначе поэзия, драматургия да и вообще искусство теряют ценность, становятся необязательными, чем-то таким, о чем неплохо помечтать после обеда.
Миссис Сэммайл снова пожала плечами.
– Вы превратили удовольствие в доходное дельце, – фыркнула она. – Теперь, приснись мне кошмар – я мигом превращу его во что-нибудь другое. – И она посмотрела на Паулину.
– У меня ни разу не было кошмаров с тех пор, как я начала каждую ночь говорить себе: «Сон прекрасен, вот он, сон. Сон прекрасен». И никаких снов, – сообщила Миртл. – И каждое утро я повторяю то же самое, только говорю не «сон», а «жизнь». «Жизнь прекрасна, вот она, жизнь. Жизнь прекрасна».